Василий Колташов - Торжествующий разум

- Придумаем.

- А как поступите с зонами резервации, ну теми местами на карте нашей страны, где еще господствуют примитивные отношения?

- Там пока оставим деньги, переход будет постепенный. Растянем на несколько лет, хотя думаю, в отсталых зонах он может занять гораздо больше времени.

Вскоре автомобиль доставил Павла на новый завод, где впрочем, осмотрев подвешенное к потолку оборудование и пообщавшись с членами комитета предприятия, он пробыл не много времени. Нужно было ехать в аэропорт. Предстояло далекое путешествие на другой континент. И Калугин снова на время очутился во все том же автомобиле. На самолет он почти опоздал. Все бюрократические этапы пришлось проходить бегом, на одном дыхании. При этом нетерпеливый голос уже звучно объявлял, что посадка на рейс Москва - Мадрид заканчивается. От осознания этого Павел начинал двигаться еще быстрее и как он и ожидал, все успел. Багажа у Калугина не было. Он вообще не возил с собой вещи, и это упростило дело. Впрочем, поволноваться все же пришлось. Он успокоился только когда оказался в мягком кресле роскошного лайнера.

Человек, расположившийся по соседству, глубокомысленно вздохнул, отводя глаз от исчезающего под крылом города, и посмотрев на недавно ворвавшегося в самолет Павла, спросил:

- Тоже бежите из этой ужасной страны?

Калугин, моментально поняв ситуацию, тем не менее, был не на шутку удивлен. Он ни как не рассчитывал столкнуться с беженцем из страны, за наступающее будущее которой он так отчаянно боролся. Но он решил не разубеждать своего соседа, а попытаться получше понять мотивы его эмиграции в такой, казалось бы, великий момент. Поэтому Павел сказал:

- Да.

- Вот и я тоже, - печально признался во второй раз лысый бородатый человек.

- И что же вас подвигло? - спросил Павел.

- А вас? - с легким недоверием ответил вопросом на вопрос незнакомец. - Уж сперва вы скажите.

- Я либеральный политик и мне в этой коммунистической стране делать больше нечего, вот и приходится улетать к тетушке в Испанию. Выбора-то нет, неравен час эти головорезы из национальной гвардии схватят. Вот и решился. Благо выезд из этой страны свободный.

- То-то мне показалось, что я вас где-то видел, - признался незнакомец.

В его голосе теперь больше не звучало и доли недоверия. Он больше не сомневался в том, что его сосед человек того же рода, а значит - свой.

Все эти несложные переживания живо вырисовались на лице соседа-беглеца и Павел, ответив ему доброй улыбкой, шутливо спросил:

- Как вас зовут коллега?

- Станислав Григорьевич, - забавно щурясь, ответил тот.

- А меня Павел Иванович.

- Очень приятно.

После этого короткого диалога наступила пауза, длившаяся несколько минут, в ходе которой пассажирам предлагали вино и сок. Павел выпил персикового нектара, а его коллега предпочел пенящееся сухое красное вино.

- А что вы думаете о новой конституции, той самой, что обсуждают сейчас все эти безобразники? - чтобы поддержать тухнущий огонь разговора спросил Павел.

Этот вопрос, дунувший словно ветер на потухающий костер, заставил зашевелиться сделавшегося секунду назад угрюмым собеседника.

- Отвратительно. Эти негодяи, вы уж простите мне это выражение Павел Иванович, запретили, нет, они это называют "ликвидировали" частную собственность. И что? Кто теперь будет управлять всем этим хаосом, что они устроили? Неужели они сами? Или быть может их коммунистические вожди вроде этого, как его Датова или Калугина, или быть может эти молодые головорезы из вечно бунтующих студентов? Хо! Вот увидите, дорогой друг, вот увидите, не пройдет и года, как вся эта чертова пирамида рухнет. Рассыплется и не поможет здесь ни красный террор, ни красивые обещания светлого будущего.

- Не могу не согласиться с вами Станислав Григорьевич, - добродушно ответил Павел. - Все эти коммунистические химеры, все эти сказки про будущее, про информационную эру и технический прогресс, все это - бредни сумасшедших. Нет, я, разумеется, не отрицаю того, что наука может и должна развиваться, но ведь главный принцип это собственность и все должно подчиняться ему, а не пресловутым мифам дядюшки Маркса. Иначе - хаос, бессмысленность.

- Совершенно верно, Павел Иванович, - ликуя тем, что он, наконец, нашел достойного собеседника, и залпом допивая свое вино, согласился Станислав Григорьевич. - Вот посмотрите, я солидный человек, бизнесмен. Всю жизнь я руководил целым рядом принадлежащих мне компаний и что я имею теперь? Все отобрали, обобществили, - он с негодованием крякнул. - Но разве я плохо относился к рабочим, к этому пролетариату, разве я им мало платил? И вот теперь все дело погибло, захвачено этой коллективной гидрой. Все, все мои менеджеры выброшены вон и их теперь заменили какие-то комитеты. Но разве бизнес это Государственная Дума, разве тут место комитетам? Безобразие. Вот и приходится уезжать, ведь только заграницей я могу спокойно дожить свой век. Не в грубой нищете, а в заслуженном комфорте. Ведь там у меня сохранилась часть накопленных средств.

- Да, - подлинно до предела притворства вздохнул Павел.

Самолет медленно набирал высоту и легкое покачивание его успокаивало и навивало дух тишины бесконечного воздушного пространства.

- Бедняга, он еще не знает, что наши хакерские группы уже обчистили все их счета, - подумал Калугин, нисколько не жаля драпающего во все ноги миллионера. - Туго тебе сытенький придется, кому ты теперь нужен в своей загранице?

В Мадриде Павел пробыл всего один день. Нужно было встретиться с некоторыми деятелями Коминтерна, прежде чем лететь на его конгресс в Новую Колумбию. Погода в Испании была отличной, и почти все свои встречи он провел на воздухе.

Ночью на лайнере Гражданского воздушного флота Новой Колумбии Павел пересек Атлантику. Он устал за прошедший день и предшествующий ему ночной перелет и потому все время спал. Это было непривычно, так как он редко мог уснуть в самолете.

Выстроенная буквально за пять лет столица Новой Колумбии смотрелась превосходно. Это был сверхсовременный город с грандиозными, устремленными в прибрежное небо небоскребами. Его улицы бурлили новой непривычно веселой жизнью.

- Город сказка, - подумал Павел, когда его самолет только еще шел на посадку.

В аэропорту Калугина встретил как всегда веселый и бесцеремонный Марко. Его до неприличия гладковыбритое лицо сияло дурманящим очарованием. Но на подбородке у Марко по-прежнему красовался героический шрам - память ушедшей партизанской войны.

- Безобразник, Пабло! Где тебя носили черти все эти годы?

- Да так был занят некоторыми делами. Как ты без меня обходился?

Старые друзья обнялись. Их лица сияли улыбками.