Василий Колташов - Торжествующий разум

За первую неделю пребывания в Новой Колумбии Павел узнал много нового. Но до него, не находившегося в изоляции от России доходили и известия с революционной родины. Там после кипучих споров была принята новая конституция.

Вторую неделю своего пребывания в Новой Колумбии, когда конгресс сделал перерыв, Павел посвятил любимой им научной работе. Он посетил институт Формационной психологии и в общении с учеными пытался освоить и исследовать всевозможные механизмы быстрого и радикального изменения психики людей. Насущной и неотложной задачей стояло для мировой Революции преобразование внутреннего мира человека, исцеление его от феодальных, более старых и, наконец, буржуазных пережитков. Нужно было как можно быстрее выстроить новые отношения, в которых очищение психики от спрятанных в подсознание элементов прошло бы максимально быстро и максимально безболезненно.

Все эти дни были невероятной стихией действия, от которой Павел, всегда стремившийся к подобному, уставал, но никогда не отказывался. Всегда следуя за ней через преодоления себя. Утомленный до безумия он ложился спать каждый вечер и, просыпаясь, бодрый утром, всегда с новой неистощимой энергий бросался в работу, которая все больше увлекала и затягивала его. В середине дня он всегда звонил по видеотелефону Ольге и товарищам. Они рассказывали ему последние новости, и он делился с ними впечатлениями. Потом с нетерпением бросался в безудержное море работы. Энергии хватало на все. Настроение было отличное.

В начале третьей неделе прилетел Литвин. Как раз в это время начался второй этап работы конгресса. И снова теперь уже Михаил, как руководитель партии, должен был рассказывать о неистово гремевшей в умах всего мира русской Революции:

- …Когда биение новой жизни охватило народ, все это, и восстание и свержение президента, казалось лишь мигом предвестия чего-то еще не ясного, но уже великого. Мы знали, что перед нами стоят новые, гораздо более масштабные задачи, и мы решительно прибавляли шаг, минуя паузу буржуазного демократизма в Революции…

Не было никаких выходных, но они и небыли сейчас нужны. Каждый день Павел знакомил Михаила со всевозможными достопримечательностями, которые он уже успел открыть в городе. Однажды, уже под вечер, они направились к Пантеону памяти павших революционеров Латинской Америки, и Калугин рассказал о своем участии в этой славной Революции. Но место это, к каменным и неказистым формам которого он приходил уже несколько раз, заботило его. Волны теплых и обжигающе холодных вод прошлого накрывали его, сурово сжимая сердце в памяти о Вик, о погибших товарищах, о трудном пути свободы и неизбежном ее триумфе.

Была уже глубокая ночь, когда он решился уйти от этой памяти. Но, даже покидая эту окаменевшую, но от этого не менее живую и горячую память, он знал, что, значит, быть настоящим человеком, борцом и Революционером. Это значило помнить и бороться, любить и ненавидеть. Знать и верить. И всегда побеждать, даже в миг самого тяжелого поражения. К концу третьей недели пришли сообщения, что Индия охвачена политической стачкой требующей невероятного, как казалось буржуазии, расширения свобод и прав трудящихся. Это известие встретило активный отклик конгресса. Началось обсуждение мер помощи.

Прохладным вечером того дня втроем Павел, Марко и Михаил сидели на играющем волнами берегу и, любуясь разбивавшимися в пену потоками воды, много говорили.

Дул прохладный западный ветер.

- Значит, ты думаешь, США долго не продержатся? - спросил, Марко шевеля угли небольшого костра спрятанного в каменный очаг на песке.

- Осталось совсем немного, - кутаясь в тонкий свитер, отвечал Павел. - Как только мы осуществим свой энергетический прорыв, а я знаю, что и в Новой Колумбии и Советской России уже развернуто производство биоэнергетических станций мы снова вырвемся вперед, но при этом мы обвалим всю их экономическую систему, основанную на ограниченности ресурсов. Ведь как только энергии станет достаточно для практически неограниченного производства материальных благ, капиталистические отношения превратятся в абсурд. Исчезнет потребность в эксплуатации труда, точнее она из своего естественного существа перейдет в противоестественное.

- Но я бы не стал торопиться с выводами, относительно того, как скоро рухнет капиталистический мир, - заметил Михаил.

- Почему? - поинтересовался Марко.

- Все-таки у мирового буржуазного мира есть еще некоторый резерв устойчивости, хотя он и сокращается.

- Ну, это временное явление, - сказал Марко. - И мы своей деятельностью беспощадно пожираем этот резерв. Да, по правде сказать, он и сам в своем разрушении породил вторую волну социалистических революций на планете. Взять хотя бы и информационный прорыв, начавшийся еще в последнее десятилетие ХХ века. Сейчас-то информационное, нематериальное производство шагнуло куда дальше, а разве оно не подрывает старый строй самым существенным образом?

- Капитализм существует тогда, - заметил Павел, - когда он экономически обоснован, необходим, возможен. В противном случае его нет и быть не может. И поэтому скоро его не станет.

Становилось прохладней, и даже жарко горевший костер и теплые свитера уже не спасали товарищей от усиливающегося западного ветра.

- Пойдем в помещение? - первым предложил Марко.

- Попозже. Давай еще немного посидим и выпьем свой кофе, - ответил Павел, протягивая друзьям кружки, с горячим ароматным напитком.

- Хорошо, но не больше часа, - согласился Марко.

- Кстати, вы знаете, что со следующей недели в Москве проходит новый съезд Всемирной конфедерации труда? - спросил Михаил.

- Нет, - признался, Марко, отчаянно согревая руки над ярким красно-золотистым пламенем и глядя на Павла, который, судя по выражению лица, тоже не был в курсе.

- Готовится целый ряд крупных мероприятий по организации и проведению всемирной акции протеста. Она по планам организаторов должна начаться через месяц и защитить нашу Революцию от возможного агрессивного вторжения янки.

- Это хорошо, - сказал согревшийся теплом кофе Марко. - Мне помнится, дело нашей Революции было очень трудным, и если бы мы могли хотя бы рассчитывать на подобное содействие всемирной профсоюзной организации, то среди нас живых, было бы гораздо больше добрых и честных мужчин и женщин. Теперь скажи ты Пабло.

Новый порыв ветра поднял густые с проседью волосы Калугина и, перепутав их уже черт знает в какой раз за день, словно бы предложил ему вспомнить и почувствовать все то, чем он был и чем стал за прошедшие годы. Павел нахмурился, борясь с беспорядочными порывами внутренней стихии и улыбнувшись в знак своей окончательной победы, заговорил.