Аусиньш Эгерт - Дети серого ветра [СИ]

Есть железное правило: если выбирать предлагают из закрытого списка, два или больше в нем пунктов, не суть, то выбор не свободен. На самом деле, его просто нет. Так что какие бы шикарные перспективы мне ни расписывали князь, магистр и все сааланские аристократы, согласие на любую из них было только следующим шагом в никуда, в чью-то чужую жизнь. Да, мой выбор тоже шаг в никуда, но по крайней мере я сама выбрала направление. А что перспектив у меня не осталось, так все они схлопнулись еще в восемнадцатом году, в день аварии. Донести эту мысль до саалан за себя и других таких же — самое большее, что я могла сделать. И с этой задачей я вполне справилась. Все остальные задачи ближайшего будущего выглядели рядом с ней не такими большими и страшными. А эту я боялась. Каждый день, каждую минуту, начиная с того момента, как увидела зарево над Сосновым Бором, и заканчивая днем ареста. Потом тоже боялась, но уже меньше. Окончательно попустило только после суда, и стало как-то пусто. Похоже я себя ощущала в донжоне у князя. Потому и серый свитер с джинсами и кедами воспринимались вполне естественно и органично, и путь из моей теперешней маленькой комнаты в лабораторию в донжоне был вполне знаком во второй своей части. А первая напоминала, что меня никто ни к чему не принуждает, это я сама все себе выбрала.

Ключи от своей квартиры на Галерной я отдала Хайшен, теперь собственности, кроме белья и гигиенических принадлежностей, мне не полагалось. От всей моей прошлой жизни остался так и не врученный Лелику на день рождения десантный нож с космического крейсера «Утешитель», ракушка из моря Саэхен и расписная палехская шкатулка, первый подарок любимого. Все прочее я оставила лежать на привычных местах, уходя, — так было правильнее всего. Тащить с собой воспоминания в новую жизнь — только все портить, не успев начать. Тем более что в этой новой жизни было и свое хорошее. Компания, в которую меня взяли работать, была очень милой и теплой. Младший герцог Юаль Ардеран да Нейх, виконт Ильс Иденай да Рахаль, временами Дейвин да Айгит, досточтимая из монастыря, название которого я все время забывала, еще один досточтимый, из каких-то там ручьев, Макс и я. Казалось, тут бы и почувствовать себя где-то рядом с мусорным ведром, но нет. В моем кольце — серый сапфир в цвет моих глаз искали чуть не полгода, но нашли — вертелся и перетекал четырехлепестковый цветок, похожий то на лютик, то на сирень, в зависимости от фазы, и это делало меня равной минимум двоим из присутствующих. Ран и Най, Вив и Нед, Макс и Дэн, которого у меня так и не получилось назвать коротким именем. Только «Дейвин» и спасибо, что не «граф». Он платил мне тем же, именуя Алисой, в то время как остальные вслед за Максом начали называть меня Лисой, правда, в отличие от него, с ударением на первый слог. Мы вместе обедали, часто засиживались допоздна над работой, хорошо понимали друг друга и почти не ссорились, не считая острых рабочих моментов.

Наверное, лучшего нельзя было бы и желать. А делали мы такое, что одной принадлежности к команде хватило бы, чтобы загордиться. Если бы об этом можно было рассказывать, конечно. Но рассказывать было нельзя: работали мы не на князя, а на оборону края в счет компенсации вреда, нанесенного империей. И задача у нас была не самая простая. Предстояло создать систему не только надежной, но и убедительной защиты рубежей края от, хм, соседской небрежности. А средств у края было чуть да немножко. Любой современный самолет, едва поднявшись, оказывался за пределами воздушных границ. Задействованная танковая часть напоминала слона в гостиной. Или мастифа в кухне современной квартиры в многоэтажном доме. Выглядит, конечно, убедительно, но развернуться для маневра практически негде: утюжить свои же поля и поселки радости мало. А за пределами поселений и сельхозугодий край, как известно, представляет собой в основном систему болот и подтопленных луговин, в которых без опыта потерять можно не только танк, но и легкую тракторную тележку. А с опытом нормальный водитель без крайней нужды с дороги предпочтет не сворачивать. Оставались вертолеты, БМП и мы, специалисты империи. Еще парусники с китами и дельфинами, нерпами и прочей приручаемой водной фауной. На суше помощью пограничникам и пехоте должна была стать живая сила, определяемая саалан как «малые друзья», хотя называть быка или борова «малым созданием» лично у меня, весящей пятьдесят три кило в боевой выкладке Охотника, язык не поворачивался. Животных, признанных непищевыми, активно дрессировали. Судя по виду Майял, с которой мы пару раз сталкивались в трапезной аристократии, дрессировали в большом количестве, потому что других способов уделать медиума до такой степени я что-то и представлять не хотела. Дейвинова питомца Аркашку даже показывали по телевизору как первого в мире быка, прошедшего полный курс служебно-охранной дрессировки, адаптированной к возможностям животного. Особенно народ впечатлили кадры, где он, поддев тренера рогом за ватник, аккуратно кидал его через плечо и ложился сверху, слегка придавливая. Затоптать-то или проткнуть рогом нападающего для быка не проблема, а вот додержать живым до людей, которые должны допросить пойманного… но Аркашку научили. Сейчас вроде он учился работать против человека с ножом, я не вдавалась, мне хватало занятий в лаборатории. За ними я не заметила, как подошли зимнепраздник и Новый год.

К основным персоналиям Сопротивления Эгерт подбирался издалека и не всегда удачно. Еще летом он нашел некоего Гайяма да Врея, делающего успешную карьеру порноактера параллельно с работой сааланского специалиста в крае. Узнав, что да Врей перебрался за звезды после того, как сопровождал в столице Марину Лейшину во время судебного процесса «империя против края», журналист не мог не попытаться узнать у него подробности. И попросил о встрече. Из-за плотного графика героя разговор перенесся с конца июля на начало августа, затем на середину, и за это время Эгерт успел о нем кое-что узнать. Коллеги по работе в крае отзывались о Гайяме как о немного легкомысленном парне, которому вряд ли светит хороший брак, но в целом приличном сотруднике и неплохом приятеле. На студии, с которой у да Врея был контракт, его назвали восходящей звездой и осыпали комплиментами — веселый, неконфликтный, не капризный, легко работать, приятный партнер по сценам, всегда находит время и возможность поговорить о чем-то перед съемками, установить контакт с партнершей или партнером, да просто чудесный парень. С фото на Эгерта глянул молодой мужчина — лет двадцати с небольшим — с ослепительной улыбкой, роскошной очень светлой русой гривой, яркими карими глазами и разворотом плеч, заставляющим Дольфа Лундгрена плакать от зависти. Журналист попросил на студии несколько фото, которые можно будет поставить в интервью, и, дожидаясь встречи, отправился домой, копаться в архивных документах, сохраненных поисковиками записях и старых журналах, относящихся к началу действий Сопротивления в крае.