Аусиньш Эгерт - Дети серого ветра [СИ]

— Вы примирились с империей? — уточнил журналист. — Как кто? Как мотоклуб или как часть Сопротивления?

— Мы победили, — ответила дама.

— Глюк, разверни сразу, — прокомментировал капитан клуба.

— А что тут разворачивать? — удивилась дама с именем Глюк. — Клуб — это образ жизни, все, кто присоединяется, его разделяет. Разделяя образ жизни с кем-то, враждовать с ним при этом как-то странно, нет? Ну и… каждый, кто принял этот образ жизни, становится подтверждением годности выбранного, это же просто. Сааланец? Ну, сааланец. Кай вон наполовину казах, а Марго еврейка, так и что теперь? Заместитель наместника? А Перец — трейдер, а Белый — букинист, а Ласта — шеф-повар в «Музыке крыш», но это все за пределами клуба. В колонне он не сааланец и не заместитель наместника, а Ведьмак, и если наместник его к нам отпустил, то это проблемы империи, что с нами лучше, чем с ними. Ведьмак выбрал нас. Мы лучше. Мы победили.

Эгерт хотел было задать еще вопросы, но взглянул на графа, с безразличным видом изучающего пейзаж за окном, на невозмутимого капитана клуба и понял, что на этот раз, пожалуй, достаточно. Лучше не перегибать, решил журналист, терпение у людей не безгранично, особенно у таких, а разговоров все равно потребуется больше одного. Спешить некуда.

За прошлым Полины Юрьевны Бауэр Эгерт решил съездить в Московию. И сделал, как решил. Но никаких конкретных результатов эта поездка не дала. Родня Полины Юрьевны и ее бывший муж хором уверяли, что у них прекрасные отношения с дочерью и бывшей женой, а причина отсутствия связи — простое нежелание лишний раз отвлекать и стеснять своим присутствием публичного человека. Да и зачем задавать вопросы, если вся информация по каждому изменению ситуации лежит в открытом доступе? Набирай в поисковике имя и смотри последние новости, не тратя чужое и наверняка не лишнее время. А так отношения совершенно нормальные, как у всех нормальных людей. Эгерт согласился, что не беспокоить — это правильно, и ретировался, надеясь только на то, что его визит не станет причиной письма этих людей к Полине Юрьевне или, не дай бог, даже звонка. За осень и зиму у него набрался внушительный ворох разрозненных и перепутанных фактов и мнений, и уже можно было везти добычу домой, разбирать и сортировать.

С героем своей будущей книги журналист даже не попытался встретиться: вокруг имени князя да Гридаха кипела новая сплетня. Из-за звезд, бросив все дела, прибыла его жена Фанд да Винед, чтобы уговорить любовницу мужа, родившую от него сына… выйти за князя замуж. Сам Димитри после третьей попытки взял паузу, потому что пока ему удалось разве что получить согласие Инги на генетическую экспертизу и результаты оной, согласно которым двухгодовалый Юрий Сааринен был его сыном с вероятностью девяносто четыре и семь десятых процента. В остальном — то есть в получении положительного ответа на брачное предложение или хотя бы согласия принять финансовую помощь — князь не преуспел. Этого уже могло хватить с лихвой для того чтобы взорвать весь глянец мира, но появление Фанд да Винед в Петербурге и ее последующий визит в Тель-Авив вызвали новую ротацию всего уже накопившегося. В довершение всего Фанд по сааланскому обычаю прямо ответила на вопрос, чего именно она хотела от Инги. И это стало уже даже не вишенкой на торте, а огромным арбузом, под которым все остальные наслоения исчезли как потерявшие значимость. Но Эгерт не собирался вникать в суть новой волны сплетен: это был не его торт и не его арбуз. Журналиста гораздо больше интересовали уже забытые скандалы и интриги. Ингу ему было вчуже жаль, скорее как коллегу, чем как женщину, но защитить ее от репортеров и охотников до свежих новостных поводов сейчас мог только Димитри. А объясняться с ним по поводу его частной жизни было еще не время. Кроме того, князь и так охотно эту жизнь обнародовал, найдя время аж на пять развернутых интервью про свои истории любовей и браков. Комментировала ситуацию с двумя избранницами и Фанд, заявив, что если Димитри не женится на Эльвире Клюевой тоже, то брачный договор певице предложит она сама.

На обложке любого февральского глянца можно было видеть лица князя, его подруг и его жены. Отчасти это было очень удобно — оставалось только собирать интервью и складывать их для дальнейших обсуждений с героем книги. И Эгерт делал это, но механически, не слишком уделяя внимание теме. А разбирал совсем другую весну — две тысячи девятнадцатого года. И чем больше деталей становилось на свои места, тем яснее виделась правда, с самого начала казавшаяся только красивой легендой для входа в край извне: Манифест Убитого Города был настоящей стартовой точкой возникновения Сопротивления. Девушка, находившаяся в шаге от безумия после потери любимого, сумела написать тысячу с небольшим знаков, поднявших на дыбы весь край. Так и не придя в себя, она стала знаменем движения, и это движение в виде, открывшемся журналисту, могло даже не заметить помощи из-за границы, оказываемой боевому крылу. Мирное крыло было готово содержать и обучать боевиков после первой же их просьбы. Вышло бы не хуже, но просьбы не последовало, потому объединения крыльев Сопротивления и не случилось до самого двадцать седьмого года, до волнений после ареста Полины Бауэр. Эгерт вздохнул, посмотрел на календарь, отодвинул разложенные по столу пасьянсом вырезки и карточки с именами, датами и событиями и принялся собираться в Озерный край.

Когда Эгерт выложил мне свою версию событий под пиво и креветки, я сперва чуть не захлебнулась, потом долго откашливалась, потом никак не могла проржаться. Глянув на него, снова давилась хохотом, и так в круг не меньше шести раз. Потом меня все же попустило.

— Знамя? Я? — хохотнула я в ответ. — Скорее носовой платок, чтобы сильнее не сказать. Меня же разменяли все, кто дотянулся. Ну ладно, хорошо, с тобой у нас получилось по крайней мере обоюдно, так что я не в претензии, как, надеюсь, и ты.

— Ты хочешь сказать, что я тебя использовал? — Эгерт снял очки и принялся протирать их салфеткой.

— Как и я тебя, — сказала я, с удовольствием глотнула пива и, отставив бокал, потянулась за креветкой. — Я ведь только что сказала, мы квиты. Эгерт, мы же оба знаем, у этой игры такие правила. Ничего личного, все нормально. И вообще… Ты хотел писать о князе, и вдруг такое заявление.

Эгерт положил очки на стол.

— Прежде всего, я хотел писать правду. И продолжаю хотеть. Говоря о Димитри да Гридахе, нельзя сказать «появился вдруг» или «пришел из-за звезд, как все остальные».

— Да, правда, — согласилась я. — Он пришел не как остальные, а по просьбе императора отправился разгребать непонятную опасность.

— Вот-вот, — кивнул Эгерт, взял очки со стола и снова принялся их протирать. — А за опасность принял тебя.