Аусиньш Эгерт - Дети серого ветра [СИ]

На тот момент у меня было четыре своих проекта. Степень риска я понимала. Но понимание степени риска не всегда работает на повышение осторожности. Случается и наоборот. Я была уверена, что бросить эту странную затею еще успею. Ведь успевала раньше, даже не всегда получая скандал по итогам…

И мы начали. Подруга стала приносить мне куски сюжета — все еще не текста, скорее, его плана — со странной для меня логикой. И говорить, чего ждет от «моей» героини. Я задавала уточняющие вопросы, после которых она говорила «ой» и уходила подумать, после чего приходила с не менее странными идеями, настаивая, что по сюжету надо, чтобы было так и никак иначе. Короче всего процесс характеризуется так: несколько недель выкручивания рук по переписке под видом правки сюжета. Заявленная цель — скорректировать концепцию — в действительности стала потоком требований от меня согласия с идеями, составляющими зомби-апокалипсис, одобрения всем описаниям издевательств над главной героиней и разгулом неуправляемого разрушения реальных географических и культурных значимых мест, составляющих дух территории, волей автора ставшей декорацией странного и малосодержательного сюжета. Между прочим, моей — и ее — малой родины. Без особого смысла, просто так, для развлечения. Например, так: «а давай еще Эрмитаж сожжем ( как будто я уже согласна разделить ответственность и за этот креатив) , чтобы весело было!». Украденных инопланетянами девочек предлагалось благополучно продать в сексуальное рабство, которое они «там сами как-нибудь» превратят в замужество. Ну и так далее, пунктов на десять. Я удивлялась и искала смысл. Кроме варианта «для оживления сюжета» подруга предлагала только одно объяснение — «это нормально, так происходит всегда и у всех».

Сперва я, игнорируя треш, пыталась понять, что вообще она собралась писать. Предположив по набору перечисленных сюжетных ходов и требований к героям и событиям, что затеян любовный роман в странном антураже, встретила поток возмущенных возражений. Любовь между героями не планировалась ни в коем случае. Для героини не намечалось в тексте вообще никакой сексуальной активности, хотя по формату только она и могла стать объяснением нагромождения всех нелепиц. «Роман о политической борьбе?» — предположила я. «Не знаю, наверное», — ответила автор идеи.

«ОК», — сказала я и стала слушать дальше. Продвигаясь вслепую в этих странных местах, я могла ориентироваться только на подругу. А она хотела от меня согласия с ее логикой поведения героев — в том числе и того клона, который она попросила у меня. Эта самая героиня-клон, волей автора неведомо как попавшая в обстоятельства, в которых человек, склонный использовать голову по прямому назначению, не может оказаться по определению, должна была исправно пугаться угроз, гнуться под внешнее давление и радоваться подачкам с барского плеча врагов, потому что «они же хорошие, плохая — главная героиня». И все это регулярно приносилось мне на подтверждение, для надежности перемежаемое регулярными же сообщениями о том, как ужасна жизнь, как ее мало осталось и как хорошо ощущается приближение неизбежного. Мои попытки усомниться в идеях и уточнить детали приводили только к тому, что поток просьб и убеждений становился интенсивнее. А вместо уточнений предлагались только эмоции (читать — истерика).

Находясь в некотором шоке от осознания собственной нелепой позы, я наблюдала, как моя подруга ломает игрушку с почти моим лицом, сделанную по ее же просьбе. В рамках развития сюжета, разумеется. Что интересно, под песни об исключительно хорошем отношении ко мне и просьбы не прерывать общение еще пять минуточек, раз за разом превращавшихся в час-другой. Потому что жизнь ужасна и финал близится.

За все это тоже надо было бы бить морду. Я воздерживалась в основном из соображений законности и здравого смысла: общались мы главным образом по сети, и ехать встречаться только затем, чтобы в итоге поскандалить, я не видела смысла. Да и в заявки о мрачных перспективах на тот момент еще верила. Успокаивало то, что игрушка была сделана с некоторым запасом прочности, а я видела такие заходы и раньше, правда, не от настолько близких друзей, и знала, что сломать мою поделку менее вероятно, чем прищемить себе ею палец во время игры. Поэтому всего лишь спросила, где и когда она видела, чтобы я в подобных обстоятельствах так себя вела. Надеясь, что человек признает свою несостоятельность и откажется от дурацкой идеи. Этого не случилось. Она с грустью в голосе сказала, что она, увы, совершенно не я и ей мой характер — после десяти-то лет знакомства — не постичь никак, поэтому будет правильно, если я сама напишу поведение заказанной героини, а она будет писать параллельно за других героев. «А если я откажусь?» — спросила я. «Тогда я буду пытаться сама, — ответила она, — но тебе принесу на подтверждение». И принялась приносить. А я снова задавала вопросы про связь, логику и достоверность. Сюжет у автора мучительно не сходился. Ей понадобилась оптовая партия роялей в кустах, спасающих ситуацию. К этой мысли ее подвиг первый же разговор о содержании и логике сюжета после просьбы дать мой клон в текст ради спасения мира вообще и главной героини в частности. Я, еще наивно надеясь донести до сознания соавтора несостоятельность идеи, пошла к этой цели привычным путем: повторила вопрос «ты как это себе представляешь?». И получила примерно тот же результат, что и в первый раз.

Логика, без подробностей, оказалась такова. Героиня плохая, и это не обсуждается, но ей нельзя умереть, потому что от этого разваливается сюжет и вообще мир. Проблему автор видела в том, что плохая героиня почему-то не хочет подчиняться герою, а он хороший и поступает правильно, и это тоже не обсуждается. И кто-то должен убедить героиню в необходимости подчинения и проследить, чтобы она не сломалась в процессе убеждения. Поэтому и потребовалось именно мое участие. За этим и понадобился в текст мой клон. Решение меня удивило: за десять лет общения можно было запомнить, что толерантность к насилию у меня нулевая, а палитра способов противодействия богатая и обширная, и присоединение к насильнику в нее не входило никогда. Я об этом напомнила. И увидела в исполнении подруги такое, по сравнению с чем все ее предыдущие концерты с истериками совершенно померкли. Через пару дней спросив, что это вообще было, я получила пространные и путаные объяснения о значимости и ценности этого конкретного текста вообще и моего участия в частности и в особенности. А также серию стонов и сетований о том, что подруга боится не справиться одна и ей очень нужна помощь и поддержка. И кто же, кроме меня. Я перечислила все уже выявленные противоречия и спросила, представляет ли автор, как она будет с этим взлетать. Автор не представляла. Но очень рассчитывала на мою помощь. И заявляла горячее намерение довести текст до публикации.