Ник Перумов - Александровскiе кадеты. Том 1 [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Петя заметно приободрился, похвала госпожи Шульц явно пришлась ко двору. Они с Фёдором пристроились за чаем – Ниткина мучила жажда, ну а Солонов пошёл за компанию.

– Эй, – вдруг раздалось за спиной, и Федя сжал кулаки.

Ну конечно. Успевшая спеться троица. Воротников, Нифонтов и Бобровский. «Ле-эв» по-прежнему красен и зол, словно разом лишился сладкого на неделю.

– Это ты, что ли, мелюзга, со мной драться хотел? – выпятил челюсть второгодник Севка Воротников. – Ты, как тебя там? Дядя Федя съел медведя?

Их услышали. Справа и слева как-то словно сами собой оказались те же трое, что были за завтраком; теперь Федя знал их имена. Веснушчатый Гришка Пащенко, вихрастый Борька Шпора и рыжий Пашка Бушен.

Петя Ниткин побледнел и задрожал. Эх ты, тютя!..

– Я хотел, – вполголоса ответил Фёдор. – Потому что ты колбасу у моего друга стянул, а настоящие кадеты так не делают. Не по-товарищески это.

– А нечего рот разевать! – глумливо начал было Нифонтов, но Воротников только махнул на него:

– Не твоё дело, Костян. Тебе, Нитка, – и Севка ткнул пальцем Петю Ниткина в грудь, – колбаса неполезна. Эвон какой пухляк! Так что я тебе, можно сказать, доброе дело делаю.

– Не трогай его, – по-прежнему негромко сказал Федя. – Драться хотел, Воротников? Ну так пошли. Если не струсил.

– Кто струсил? Я струсил? – возмутился второгодник. – Пошли, а то переменка кончится!

– А ты успеешь? – забеспокоился Костя Нифонтов.

– Успею! – хвастливо бросил Воротников. – Махну разок, он и улетит!

Фёдор ничего не сказал, а просто ноги сами понесли его к коридорному ватерклозету – обычному месту мальчишеских поединков в 3-й Елисаветинской. Петя Ниткин семенил следом, хватая друга за рукав и бормоча что-то вроде: «Федь, может, не надо, а, Федь?»

За ними целой когортой шагали Воротников, Нифонтов, молчавший всё это время Бобровский и троица с их стола – Пащенко, Шпора, Бушен.

В ватерклозете противники встали лицом друг к другу. Нифонтов, взявший на себя роль распорядителя, быстро проговорил:

– Правила как всегда – подножку не давать, лежачего не бить и ниже пояса тоже, ногами не пинаться, за волосы не хватать, в обхватку не идти, голову под мышкой не зажимать! Драться до…

– До первой крови, – великодушно обронил Всеволод.

Фёдор молча кивнул, выставляя левую ногу вперёд и сжимая кулаки. Воротников хмыкнул, фыркнул, со значением утёр нос. И замахнулся.

Нельзя сказать, что внутри у Феди всё заледенело от ужаса, нет. Дрался он немало и не боялся ни чужих кулаков, ни боли, привычно врал привычно равнодушным учителям в прошлой гимназии, красуясь с великолепным фингалом, что «налетел на дверь» или «свалился с лестницы». Однако так же врать Константину Сергеевичу Аристову отчего-то очень не хотелось. Конечно, доносить начальству, ябедничать и филёрить – это плохо, но…

От первого удара Солонов увернулся с лёгкостью. Севка слишком форсил, не ожидая от противника особого отпора, и Фёдор, памятуя папины уроки английского бокса, уклонился; в груди разгорался привычный азарт. Надо было продержаться до звонка, а там…

Воротников двинул вторично, «прямой левый», как сказал бы нанятый папой учитель бокса мистер Смит; двинул и вновь промахнулся, при этом открывшись, и Федин кулак миг спустя врезался противнику в скулу.

– Ой! – пискнул Петя.

Если бы удалось раскровянить Воротникову нос, тут бы всё и кончилось; но, увы, Фёдор попал в скулу и второгодник, ошеломлённо тряхнув головой, снова полез вперёд. Нифонтов застыл, разинув рот, с неприятной гримасой; а вот Бобровский, напротив, глядел на происходящее с непонятным прищуром, словно прикидывая что-то.

Второй раз Всеволод наступал уже куда осторожнее, держа руки в позиции, но слишком высоко. Федя качнулся раз-другой из стороны в сторону, размывая внимание соперника, и ударил сам, простым двойным, но быстрым.

От первого Воротников закрылся, но второй, правый боковой, прошёл опять. Теперь в глазах Севки появилось изумление, смешанное со злостью.

– Давай, Солонов! – вдруг поддержал его вихрастый Шпора.

В груди сладко запело. Предчувствие победы – сейчас, третий-то раз я ему точно в нос попаду!..

Но и Воротников тоже дрался немало. Третий раз он уже не лез вперёд, махал кулаками осторожнее, чтобы наверняка. Фёдор же, на волне успеха, сам рванулся, пытаясь обмануть противника ложным замахом; и сам не поверил, когда Всеволод вдруг выбросил руку ему навстречу, угодив как раз туда, куда метил сам Солонов, – в нос.

Боль вспыхнула, в глазах на миг потемнело. Воротников, однако, не успел ударить вторично – Фёдор отскочил. Ничего, я всё равно его дважды достал, а он…

– Кровь! Кровь! – завопил Нифонтов, аж подпрыгивая. – Кончай махаться! Всё, кровь!

Кровь? Какая кровь? Где? У кого?

– Федя! Федь! – бросился к нему Ниткин. Воротников отступил, дисциплинированно и в соответствии с кодексом опуская руку. – Давай сюда, к умывальнику, пока рубаху не заляпал!

«Чего заляпал?» – не понимал Федя. Со мной всё в порядке, драться даль…

И тут он наконец ощутил, что из носа по губам и подбородку бежит что-то тёплое и щекочущее.

– Умойся, – вдруг оказался рядом и Бобровский. – Быстро давай! Сейчас звонок уже!..

…Кровь они едва успели остановить, и Фёдор, хлюпая носом, подошёл к Воротникову.

– Ты победил, – сказал он сквозь зубы, как полагалось по правилам.

– Угу, – кивнул Всеволод, но без особого торжества. – Значит, колбаса Тюти за завтраком теперь моя.

Фёдор только сжал кулаки в карманах, чтобы никто не видел. Ну да, дрались за колбасу и, получается, что порцию друга он, Федя, проиграл.

– Да подавись ты этой колбасой! – со слезами выкрикнул вдруг Петя. – Только Федю не тро…

– Да кто ж его тронет? – искренне удивился Воротников. – Всё по-честному было, без обид. Ты, Солонов, драться того, силён, – вдруг добавил он. – Пожалуй, вторым силачом в роте станешь, ну, после меня, конечно.

И протянул Фёдору руку.

Федя сжал зубы, но руку пожал. Так было положено.

«Петьке сыр отдам», – подумал он. А то несправедливо будет.

Следующим уроком стояло естествознание, и кадеты направились к физическому кабинету. По отделению уже, словно лесной пожар, распространялись известия, что Ворот с Солоном (который уже кое-кем сокращался до привычного Феде Слона) бились на переменке, и Ворот Слона побил, хотя и с немалым трудом, от него получив дважды, а сам попав только один раз, зато в нос и до крови.

Сам Фёдор шёл, словно в тумане. Ну конечно, завсегда обидно получить по носу. Обидно подвести друга. Особенно же обидно дважды залепить противнику по физиономии и всё равно так глупо проиграть. «До первой крови!»