Ник Перумов - Александровскiе кадеты. Том 1 [litres с оптимизированными иллюстрациями]

„Открывшиеся новые сведения велят мне скорейше выслать и барона, и приёмного сына его за границу. Свояченица твоя, супруга Дантеса, сможет последовать за ним, коль пожелает. Ты же, брат Пушкин, ступай и трудись. “Историю” твою, я знаю, сильно ругали; меня, ты знаешь, немало ругали тоже. В этом мы с тобой схожи, однако ж я не отчаиваюсь, а иду путём служения, предначертанного мне Господом. Служи и ты!“

Я почтительнейше осведомился, как же государь узнал о дуэли, на что он лишь рассмеялся и похлопал меня по плечу.

„Иные вещи, Пушкин, положено знать лишь мне, во избежание беспокойства нравов. Ныне же ступай. Завтра тебе доставят указ: поедешь по ряду губернских городов с именным моим повелением. Много творится непорядка, как явил нам г-н Гоголь в комедии своей – всем там досталось, а мне больше всех. Поезжай и составишь для меня подробное отношение…“

Так положено было начало тому, что стало впоследствии „Земным путём“…»

Дальше тоже имелось много всего. Тот же « Земной путь » и « Повѣсти Бѣлкина », « Дубровскій » и « Евгеній Онегинъ », « Маленькіе трагедіи », « Полтава » и так далее и тому подобное.

Федя пролистнул несколько страниц.

« Пушкинъ читаетъ стихи офицерамъ въ Благородномъ собраніи Севастополя во время первой бомбардировки 5 октября 1854 года, съ картины В. Е. Маковскаго ».

«Что ж это за офицеры, – подумал Фёдор, – которые во время обстрела стихи слушают? Пожары надо тушить, раненых выносить, к отражению штурма готовиться!..»

« Пушкинъ среди отступающихъ съ Южной стороны Севастополя войскъ, съ картины В. В. Верещагина ».

Над развалинами оставляемых кварталов поднимается пламя, отражается в тёмной воде Севастопольской бухты; по наплавному мосту течёт сплошной поток солдат, а на берегу, упрямо опираясь на ружьё с примкнутым штыком, застыл сам поэт, и, кажется, вот-вот с уст его сорвётся «мы вернёмся!».

« Пушкинъ и Тютчевъ слушаютъ императорскій манифестъ о заключении Парижскаго мира, съ картины И. Н. Крамскаго ».

Просторный кабинет, заполненные книгами шкафы, небольшой мраморный бюст. В дверях застыл курьер, читает с развёрнутого списка; Тютчев печально склонил голову, дескать, неприятно, но что ж поделать; Пушкин же, напротив, гневно нахмурил брови, сжал кулаки – как же так, сражаться, сражаться до последнего издыхания, как в «грозу двенадцатого года»!..

Но, конечно, были тут не только картины.

« Исторiя Таврической войны », «Стихи на бастіонахъ»…

« „Стихи на бастіонахъ “, безспорно, покажутся удивительными и даже странными истинному любителю пушкинской строфы, привыкшему къ отточенности ри&мъ, богатству и образности языка, удивительному свѣтлому чувству, коимъ наполнена вся пушкинская поэзія; здѣсь же г-нъ Пушкинъ зачастую прибѣгаетъ къ ри&мамъ дальнимъ и приблизительнымъ.

Очевидно, однако, что сдѣлано это съ глубокимъ осознаніемъ необходимости подобнаго, ибо проистекаетъ изъ строя тѣхъ солдатскихъ и матросскихъ пѣсенъ, которыя поэту доводилось слушать въ время Севастопольской эпопеи.

Таким образом, нельзя отрицать, что…»

– Господин кадет, – услыхал он вдруг совсем близко голос госпожи Шульц. Строгий, но не сердитый. – Столь пристальное внимание к хрестоматии, бесспорно, заслуживает похвалы, однако книгу вы прочтёте и после. А пока послушайте, что я говорю.

Отделение хохотнуло, и Фёдор поспешно захлопнул книгу. Ишь, Воротников, варежку раззявил, смешно ему, митрофанушке…

Урок получился интересным, куда интереснее того, к чему Федя Солонов привык в прошлой своей гимназии, где учитель зачастую просто говорил открыть учебник на такой-то странице и читать молча.

Ирина Ивановна Шульц рассказывала о Пушкине, о его детстве и юности, о Царскосельском лицее, где теперь в части старых залов открыли музей и куда они вскорости «совершат экскурсию», говорила живо и ясно, и перед Федей словно разворачивался новомодный синематограф – совсем юный Пушкин, ненамного старше его самого, читает стихи старику Державину, молодым человеком встречается с государем в Москве, пишет «Клеветникам России» и «Бородинскую годовщину»…

– «Так высылайте ж к нам, витии, // Своих озлобленных сынов: // Есть место им в полях России, // Среди нечуждых им гробов!» – дочитала Ирина Ивановна с чувством, делая ударение на «есть».

Мальчишки слушали, замерев, даже Нифонтов с Воротниковым; один Лев Бобровский хмурился, краснел и кусал губы, верно всё переживая свою неудачную «шутку».

На последних строчках второгодник Всеволод, забывшись, аж потряс сжатым кулаком.

– Видите, господа кадеты, как могущественно русское слово? Как виртуозно владел им, словно фехтовальщик шпагой, Александр Сергеевич Пушкин?..

Кадеты загудели, закивали, соглашаясь.

– Но русский язык – не только ваше оружие. Это ваше знамя. Ваша принадлежность к России, к народу. Начнёте пренебрегать языком, забудете его строй и правила, растеряете драгоценность мыслей, высказанных по-русски, – и перестанете быть русскими людьми!.. Но об этом мы ещё поговорим после и в подробностях; а пока что вам первое домашнее задание – своими словами, коих должно быть не менее трехсот пятидесяти, не считая союзов и предлогов, обосновать, почему русскому офицеру так важно владеть нашим языком. Припомните то, о чём мы говорили сегодня, или изложите свои собственные аргументы. Ну, скажем, о том, кем должен быть солдату хороший командир. Знаете? Нет? Ай-ай. Конечно, сегодня мы говорили о Пушкине, но его современник и тоже великий поэт Михаил Юрьевич Лермонтов в поэме «Бородино» писал… Кто помнит? Вы, кадет, э-э-э?..

– Ниткин! Петя Ниткин! – вскочил Федин приятель, и Фёдор мысленно застонал. Ох, сейчас как сказанёт!..

– Полковник наш… как там дальше, господин кадет?

– Полковник наш рождён был хватом! – с жаром продекламировал Петя. – Слуга царю, отец солдатам! Да жаль его – сражён булатом…

– Отлично, кадет Ниткин, но этого нам уже хватит! – остановила его Ирина Ивановна. Судя по Петиному виду, он готов был декламировать до самого конца. – Поэму знаете, хвалю. И вы уже сказали самое главное. «Слуга царю, отец солдатам». Вы должны уметь правильно говорить и с государем, и будучи среди нижних чинов. А как это сделать, не владея языком в совершенстве? Не зная народных песен и сказок, не зная лучших наших стихов и романов?.. Ну, довольно на сегодня. Звонок вот-вот прозвенит. Триста пятьдесят слов, напоминаю.

Переменка после первого урока была короткой, всего десять минут, но господа кадеты седьмой роты первого отделения использовали её на все сто: кто устроил «конские скачки», кто сражался у стены в пуговки, кто стоял в короткой очереди к самовару, откуда всё тот же дядька Серапион разливал ещё не остывший чай.