У Мин-и - Человек с фасеточными глазами [litres]

Кудесник земли не только имел талант к языкам, но и прекрасно рисовал карты. Он рисовал карты, будто рисовал события, которые в самом деле произошли. Или же всамделишные события, нарисованные им, навсегда застывали. Кудесник земли также прекрасно умел строить хижины. Он научил ваювайцев делать стены из травы, рыбьей чешуи и почвы, скрепляя их рыбьим клеем. Рыбий клей готовили из рыбьих глаз, рыбьей кожи, костей и чешуи, всё вместе варили до тех пор, пока цвет отвара не напоминал древесный сок. Может быть, потому что в этом клее были рыбьи глаза, замазанные им места под солнечным или лунным светом ярко блестели, как будто в них обитала душа. Хижины ваювайцев очень редко делались из деревянных материалов, потому что те были слишком ценными. Кудесник земли часто напоминал нам, что остров небольшой, а драгоценные деревья растут очень медленно, поэтому они мудрее, чем люди, и не следует легкомысленно срубать их лишь потому, что их можно использовать в хозяйстве.

Кудесник земли чаще других слов произносил слово гэзи . Это слово на ваювайском языке много чего означает, но в основном выражает что-то непонятное. Он часто говорил: гэзи-гэзи, гэзи-гэзи . Кудесник земли говорил, что в мире повсюду есть гэзи , даже для Кудесника моря или Кудесника земли.

В тот день, когда я покинул остров Ваю-Ваю, Кудесник земли и Кудесник моря – мой отец, провидец, мудрец – вместе пришли, чтобы совершить для меня ритуал прощания с островом. Так как я младший сын, а все младшие сыновья ваювайцев олицетворяют собой тягу к приключениям, неспособность повзрослеть и жертву богам.

Так получилось, что меня выбросило на остров Гэзи-Гэзи, то есть Остров непонятностей. Это название, которое я придумал для того острова. На острове Гэзи-Гэзи я увидел невиданные гэзи-гэзи , даже видел, как родился новый остров: сначала из моря пошел черный дым, затем появился резкий запах серы, лава стала извергаться из воды, солнце и луна сменились десять раз; в это время море кипело и шипело, а пепел летал повсюду, пока наконец из облаков не упала молния, и новый остров поплыл по волнам.

Клянусь именем Кабáна, я в самом деле видел, как родился остров.

Не знаю, сколько потом прошло времени, пока остров Гэзи-Гэзи не приблизился к вашему острову. Я заметил, что люди ступили на остров Гэзи-Гэзи, и поскорее спрятался, нырнув в воду. В результате море принесло меня на ваш остров. К счастью, я встретил тебя, мою благодетельницу.

За время, пока я был в плавании, мне все время хотелось спросить Кабáна, почему я младший сын, а мой старший брат – старший сын? Почему у единоутробных братьев из-за краткой разницы во времени появления на свет судьба так разительно отличается? Когда мать была беременна нами, разве это не означало, что «мы вместе пришли в этот мир»? Какая же разница, старший ты сын или младший сын? Я знаю, на этот вопрос нет ответа. На ваювайском языке говорят так: никто не знает, где была рыба, пока не попалась на крючок. Я младший сын, и сюда приплыл на острове Гэзи-Гэзи. Этого не изменить.

Этот юноша совсем не похож на тех, кого мне доводилось встречать прежде. Он как будто сошел со страниц книги, как будто пришел сюда из другого мира, от него веет чем-то старинным, но свежим. Рана на его ноге еще не зажила, и он не может много двигаться. Почти все время он хранит молчание, сидя на большом камне и глядя вдаль, туда, где виден кусочек моря. Иногда он даже не замечает моего присутствия, впадает в странное состояние: то вздыхает, то стонет, то вдруг хихикает. Язык как стена, и я не могу сразу понять всего, о чем он говорит. О значении его слов в основном помогают догадаться жесты и мимика. Мне кажется, наше общение очень поверхностное. Если язык другого человека абсолютно не похож на твой, то интонация, взгляд и жесты могут выразить лишь очень ограниченные понятия. У меня вдруг появилось ощущение более глубокого одиночества, чем если бы мы просто молчали.

Ваю-Ваю. Этот юноша говорит, что он с Ваю-Ваю. Я уверена, что он сказал мне, почему он покинул свой остров и вместе с мусороворотом оказался здесь. Кажется, он думает, что мусороворот это тоже остров, как Ваю-Ваю, и называет его «Гэзи-Гэзи». Правда, я не понимаю, когда он объясняет, что же такое « гэзи-гэзи » на ваювайском?

Я не могу разобрать его речь, самые важные места его историй, ключевые для понимания событий. Хотя я пытаюсь изо всех сил внимательно слушать его рассказы, но все-таки раз за разом мне приходится перепрыгивать через огромные горные пропасти.

Правда, в самом начале я сразу поняла, когда он сказал: «Меня зовут Ателей».

Однажды я вернулась туда, где ждал меня Ателей, но там не было ни души. Когда я уже готова была сдаться и прекратить поиски, Ателей вдруг вышел прямо из-за дерева, словно был его частью. Он так испугал меня. Наверное, он хотел убедиться, что я не причиню ему вреда, не приведу других людей, – только тогда он решил появиться из укрытия. Я почти забыла о том, что у него серьезная травма ноги, ведь, несмотря на нее, он мог отлично прятаться на лоне природы.

Он удивительно хорошо умеет терпеть боль. В молодости я проходила курсы медсестер, и с первого взгляда было видно, что у него вывих лодыжки, может быть, даже перелом. Но в тот раз, когда я вернулась, то заметила, что кость была на месте. Видимо, он сам вправил вывихнутую кость, превозмогая боль. Я собиралась поддержать его, чтобы проводить до охотничьей хижины Дахý, но он настоял на своем и прыжками добрался до хижины, совсем как раненый зверь, с опаской поглядывая по сторонам. Я простым приспособлением зафиксировала ему ногу, дала витаминов для восстановления сил и противовоспалительные препараты, чтобы предотвратить инфекцию.

Охотничья хижина Дахý находится совсем недалеко от маленького участка сельскохозяйственной земли, который мы с Якобсеном купили. Раньше по выходным мы иногда там сажали овощи, а вечером ужинали вместе с Якобсеном в охотничьей хижине. Когда Ателей обустроился там, я снова сгоняла на побережье, посмотреть, что с домом.

Море изменилось до неузнаваемости. Издалека оно все еще было синим и даже красочным из-за мусора. Каждый день живя с ним бок о бок, я научилась чувствовать настроение моря, и теперь оно, казалось, было соткано из тоски и боли.

Когда я отправилась перекусить в город, то увидела в газете заметку М. Он называл все случившееся «расплатой». Там, помимо прочего, были такие слова: «Когда СМИ сообщают о происшедших событиях, создается впечатление, что этот остров лишь жертва. Остров стал олицетворением одного человека. Никто не упоминул о том, что и мы внесли свою лепту в появление мусороворота, а если учесть размеры нашего острова, то, боюсь, значительную лепту. В прошлом мы избегали тех затрат, которые неразрывно связаны с прогрессом, вместо этого мы передавали эту обязанность более бедным регионам. И вот теперь пришло время платить с процентами по счету, выставленному морем».