Шамиль Идиатуллин - Всё как у людей [сборник litres]

– И «прадед», ага.

– Ну, это необязательно. Как живешь, чем занимаешься, когда в гости приедешь?

– Живу хорошо, занимаюсь крокетом, летным словом и негаргари, в гости приеду, когда мама возьмет. Ты как?

– Да я что, я так же, – сказал Гоша, отмахиваясь от Пса, который уже вовсю пытался объяснить, что такое «летное слово» и «негаргари». – Зимуем, за порядком следим, елку украшаем. Смотри какую игрушку вспомнил, красивая же? Тебе отдам. Вы елку поставили?

– Не помню. А, дед, у меня же подарок. Вот, бери.

Маечка протянула к Гоше ладонь, на ней возникло малопонятное изображение. Гоша, поколебавшись, двинул пальцами навстречу. Изображение исчезло. Пес показал, что изготовление заказанного изделия завершится через две минуты. Баланс счета при этом не поменялся.

– Ой спасибо, Маечка, – сказал Гоша неуверенно, проклиная себя за то, что сам-то подарок не подготовил.

– Это свитер с оленями, в ваше время их космонавты носили, – снисходительно объяснила Маечка и, просияв оттого, что вовремя вспомнила, добавила: – На рок-концерты.

– Где Сталин и динозавры, – пробормотал Гоша, и Маечка важно кивнула, но Гоша не стал ни смеяться, ни плакать, потому что сообразил: – Это же дико дорого, зачем так тратиться?

Маечка степенно пояснила:

– Я три петли цехао прошла, там сразу анлим доступ к хесинь цюень на полгода. Дед, тебе нравится?

Гоша беспомощно пошарил глазами по холму пояснений с картинками, вздохнул, принял от Пса еще горячий свитер, встряхнул его и искренне сказал:

– Очень. Лучший подарок в моей жизни. Приезжай, пожалуйста.

– Ага, – сказала Маечка, сделала ручкой и что-то крикнула в сторону.

– Пес, это какой язык? – быстро спросил Гоша.

– Испанский.

– Ну ладно хоть так, – сказал Гоша уныло и только тут сообразил: – А со мной она на каком говорила?

– На тамильском, центральный диалект.

– О господи. Маш, ну что вы с ребенком делаете?

– С наступающим, дедуль, – сказала Маша, садясь напротив. – Я тоже очень соскучилась.

Гоша оживился.

– Так приезжай. Маечка хоть Россию посмотрит.

– Здесь как будто не Россия.

– Ага, и у вас Россия, и в Калифорнии Россия, и в Каталонии Россия, как же. Россия, Маш, – это мы.

– Да, вы оба, с Амиржоном.

– Почему, Кимы еще. И при чем тут это? Тут и помимо нас есть что посмотреть – и вам, и этим твоим, сколько хочешь бери, место есть.

– Не «этим твоим», – грозно начала Маша, вздохнула и предпочла на миг отвлечься. – Мэй, четыре раза прыгни, не больше, обещаешь? Беги. Россию он покажет. Да кто к тебе захочет-то? «А, это там, где нефть выращивают и тайгу сажают? Спасибочки, мы лучше здесь как-нибудь, по старинке». Еще и вьюга, да? И минус двадцать, да?

Гоша усмехнулся. С утра было минус двадцать семь. Маша завелась еще сильнее:

– Приезжай, главное. У нас, в отличие от некоторых, планер в сарае не стоит. Три дня по пяти рекам с пересадками, спасибо, потом еще дронами сто верст, и ни души вокруг, даже медведи разбежались, один ты сидишь, пенсию копишь.

– Ну почему один, – сказал Гоша не слишком уверенно. – Кимы почти все тут, у них лук же, и Амиржона я вроде давеча видел. Или это в октябре было?

– Вот именно, – отрезала Маша.

Гоша разозлился:

– А мне никто и не нужен. И вообще, ты так предъявляешь, будто это я авиацию запретил.

– А кто – я? Кто голосовал-то за все это: озоновый слой, экология, восстановим природу? Не вы, что ли?

Одна из упаковок у входа щелкнула и, обдав сени озоном, опала желтой пылью по полу и все равно блестящему судку, очевидно, с кимчи или кхоннамульгуком. Значит, Кимы и впрямь не уехали. Гоше стало полегче. Он примирительно сказал:

– Ну попробуйте все-таки, хочется с Маечкой нормально поговорить.

– Как будто ты поймешь, – пробормотала Маша. – Дед, мы думаем, честно. Может, на Байкал получится – вот по пути и к тебе попробуем.

– Так там вроде китайская квота в этом и следующем году.

– Есть варианты, – сказала Маша уклончиво.

Гоша не стал углубляться в тему, чтобы не раздражать, и со вздохом спросил:

– Маш, а Маечка – она вот зачем так, не по-русски, а? Назло мне?

– Господи, дед, ты-то тут при чем? И почему – назло? Просто… так. Все они так. Зара вон соседская строго на праайнском говорит, а она сама его восстановила, словарей нет, родители вешаются, и остальные, и оболочки. А Мик, он годом младше, вообще только граф-кодами общается.

В кого они только такие, хотел ехидно поинтересоваться Гоша, но вовремя сообразил, что выйдет крайним, поэтому раздраженно уточнил:

– Запрещали же все языки, кроме русского, почему…

– Дед, ты совсем за политикой не следишь? Запретил прошлый созыв, а сейчас созыв отмены запретов, еще два года будут все предыдущие отменять. А потом уже опять все позапрещают.

– Дожить бы и пережить бы, – продребезжал Гоша старческим голосом.

Маша повелась, сказала сурово:

– Вот именно. Что у тебя с активностью?

Гоша, растопырившись, продемонстрировал тренировочный костюм:

– До вечера не снимаю. Пять подходов на каждый уровень по пятнадцать минут, массаж и все сначала.

Он дурашливо обозначил демонстрацию бицепса, потом брюшного пресса. Тренировочный костюм обрадованно начал терзать трапециевидную, пришлось шлепнуть. Маша суровости не сбавила:

– Бегать все равно надо.

– Начнем, прям со следующего года. Да, Пес?

Пес кивнул и принялся шумно чесаться.

– У тебя все еще Пес? – изумилась Маша. – С них же даже поддержку сто лет как сняли. Давай тебе сов-ременную оболочку поставим, как раз акция сейчас…

– Чтобы новая всё мне запрещала похуже тебя? На фиг. С этим-то еле справляюсь.

Пес широко, со скулежом, зевнул и поморгал влажными глазами. Гоша показал ему кулак.

– Так они вредные вещи запрещают, кофе там, красное мясо, жирные…

– Маш, давай я сам решу, что мне вредно, а что нет, а?

Маша вздохнула и утомленно спросила:

– Мэй, как отличить пенса от свежего?

Маечка немедленно вернулась в поле видимости, схватила мать за локоть, прижавшись к нему еще и щекой, и отбарабанила:

– У пенса тату, пирсинг, чипы и самомнение.

Гоша, поморгав, потер предплечье, слишком гладкое даже через тренировочный рукав, и мстительно спросил:

– А у свежего что?

– Свежесть, – ответила Маечка, пожав плечами, сделала ручкой и скрылась.

– Это быстро проходит, – сказал Гоша грустно. – Мать там как, сигналы посылает?

Маша точно так же, как дочь, пожала плечами:

– Иногда. Жива-здорова, это точно.

– Ну, привет ей. Если позвонит, от меня поздравь.

– Так она не празднует.

– А вы празднуете? – поинтересовался Гоша.

– Ну вот звоню же.

– Спасибо. А так нет, получается. Эх, Маш. Ну главный же праздник вообще.

– Да какой праздник. Рождество вон отметили, китайский отметим, куда еще-то.