Роберт Хайнлайн - Уолдо, Неприятная профессия Джонатана Хога и другие истории

— Продолжайте. По крайней мере, мы вас выслушаем.

— Если война будет закончена без победителей и побежденных, если по условиям мира будет установлено новое правительство, которое объединит две страны в единую нацию, неразделимую, свободную и равную, то я буду удовлетворен. Если вы мне это гарантируете, я помогу вам, в противном случае — нет.

Политик прошел в дальний конец помещения и встал, уставившись за окно. Указательным пальцем он чертил треугольник на правой щеке и повторял это движение до бесконечности, его брови сошлись от напряженных мыслей.

Старый солдат встал и, присоединившись к нему, шепотом убеждал: «…дикая утопия… непрактично!.. языковые различия, иные традиции…»

Политик внезапно оставил военного и оказался перед ученым:

— Я согласен на ваши условия, доктор. Что вы планируете предпринять?

— Сначала ответьте на вопрос: почему мужчины хотят сражаться и умирать на войне?

— Почему? Ради своей страны, из чувства патриотизма. О, я полагаю, что некоторые относятся к ней как к приключению.

— Собственно, никакая причина и не нужна, — вставил фельдмаршал, — когда есть воинская повинность. А она есть.

— Но даже при наличии воинской повинности, — сказал Грут, — нужен боевой дух, готовность умереть в бою, иначе вам пришлось бы постоянно сталкиваться с мятежами. Не так ли?

— Мм… ну, в-общем, да. Вы правы.

— Доктор, а как вы думаете, почему мужчины хотят умирать на войне? — спросил премьер-министр, и Грут торжественно произнес:

— Желание умирать на войне никак не соотносится с личным самосохранением. Отправка на войну — самоубийство для отдельно взятого человека. Мужчины хотят быть убитыми на войне только по одной причине — чтобы после них продолжало жить их племя. То есть они сражаются за своих детей. Для нации без детей война является бессмысленной, никчемной заварушкой. Это первичный базис массовой психологии!

— Продолжайте.

— Я предлагаю похитить у них детей!

— Это постыдный замысел. Я не дам на это согласия.

— Это гуманно.

— Это противоречит международному праву.

— Разумеется. Международное право определяет юридически законные способы убивать людей. Я предлагаю незаконный способ их убийства.

— Это нарушение всех правил цивилизованного ведения войн!

— Успокойтесь, Джон! Вы сделаете все, что вам прикажут!

Глубоко позади линии фронта, в средних размеров городке жизнь спокойно текла вперед. Правда, мужчин на улицах было маловато, а те немногие из них, кого можно было увидеть, как правило, несли на себе отметки сражений. Общественным транспортом управляли женщины; женщины работали клерками; даже дворники и мусорщики были женщинами. В предместьях города, на холме, стояла большая школа-интернат, приют для военных сирот. Здесь тоже царил матриархат, но тут он был естественной вещью.

Шла перемена. Хорошо ухоженная детская площадка роилась и кипела молодой жизнью. Звенели юные голоса, раздавались крики и оклики, которыми всегда сопровождались традиционные детские игры: салки, игра в мяч и тому подобное.

В своем персональном кабинете суперинтендант мадам Кюран сосредоточенно обдумывала рапорт. Голоса детей снаружи доносились до нее как бессловесный немелодичный шум, она слышала его краем уха и воспринимала, в ответ чуть расслабляя морщинки усталости вокруг глаз.

Суперинтендант отодвинула стопку бумаг в сторону и нажала на кнопку. Дверь кабинета почти тут же открылась, и она с удивлением обнаружила не стенографистку, которую вызывала, а своего заместителя. Женщина явно была взволнована.

— Мадам! Воздушный налет!

Палец Мадам Кюран тут же ударил по другой кнопке. Зарыдала сирена, и крики детей стихли.

— Вы уверены? — спросила она свою помощницу на бегу. — Я не понимаю! Они никогда не бомбили школьные здания.

Внизу дети выстроились в четыре шеренги и спешили спуститься по четырем крытым пандусам, уходящим под землю. Их подгоняли воспитатели с детской площадки, молодые вдовы, многие из которых приобрели слишком горький опыт на этой войне…

Мадам Кюран подняла глаза. С неба опускался огромный вертолет, похожий на бомбардировщик. Его сопровождал злобно танцующий рой небольших истребителей. Внезапно в гуще самолетов возникли три небольших белых облачка; несколько секунд спустя ветерок донес три коротких сухих кашля. Это заявили о себе зенитные батареи.

Помощница ухватила мадам за руку:

— Где же наши самолеты?

— Сейчас появятся.

Три крошечных пятнышка вынырнули со стороны солнца, с юго-запада. Они налетели клином, затем перегруппировались в разомкнутую колонну, на полном газу вошли в пике и, игнорируя самолеты сопровождения, нацелились атаковать большой бомбардировщик. Бомбардировщик резко сместился к востоку, словно колибри, перепорхнувший от цветка к цветку, но звено истребителей последовало за ним. Было очевидно, что пилот головной машины намеревался в самоубийственном пике протаранить борт бомбардировщика.

Один из быстрых маленьких истребителей сопровождения опередил его. Два самолета столкнулись в воздухе уже рядом с вертолетом. Казалось, они бесшумно рассыпались облачком мусора. Следующие два самолета звена увернулись один под другой над летящими обломками и прошли на безопасном расстоянии от бомбардировщика. Несколько секунд спустя донесся звук столкновения — как будто великан разорвал в клочья тысячу ярдов материи.

Вертолет приземлился на игровой площадке.

По левому борту перед кабиной управления открылась маленькая дверца, вниз упала, разворачиваясь, легкая металлическая лестница. По ней спустились двое мужчин. Они приблизились к женщинам. Один из них, более молодой, обратился к суперинтенданту:

— Мадам Кюран? Я лейтенант Банес. Позвольте мне представить вам коммандера ВВС Дансика. Я буду переводить.

— В этом нет необходимости. Я знаю ваш язык. Какова цель этого трусливого нападения?

Коммандер резко отсалютовал ей и слегка согнулся в талии:

— Очень рад, мадам. Я очень рад, что вы говорите на нашем языке. Это все значительно упрощает. С сожалением сообщаю вам, что вы являетесь моей пленницей.

— Это очевидно.

Он улыбнулся, как будто она была исключительно остроумна:

— Ах да, разумеется, вы и ваши помощницы. Я вынужден потребовать от вас некоторого сотрудничества.

— Я не буду помогать вам!

— О, пожалуйста, мадам. Это не то, что вы не захотите делать. Вы просто продолжите выполнять свои текущие обязанности по уходу за детьми, но уже в моей стране. Вы нужны, чтобы заботиться о них…

— Я отказываюсь! Я прикажу им сопротивляться. Вам не управиться с тремя тысячами детей.

Он пожал плечами: