Роберт Хайнлайн - Уолдо, Неприятная профессия Джонатана Хога и другие истории

К сожалению, ему предстоит учиться всему, что необходимо, без посторонней помощи.

— Господи! Дядя Гэс, как я рад вас видеть!

— Да вот решил глянуть на тебя. Ты же мне несколько недель не звонил.

— Это правда, но, дядя Гэс, я был жутко занят работой.

— И поди, чересчур. Перебирать-то не след. Дай-ка глянуть на твой язык.

— Да все со мной в порядке.

Но язык все равно пришлось высунуть; Граймс осмотрел его и пощупал пульс.

— Похоже, с тобой все в порядке. До чего-нибудь докапываешься?

— Еще как! Почти довел до конца дело с декальбами.

— Отлично. Из твоего разговора со Стивенсом, похоже, следует, что ты нашел какую-то зацепку, которая заодно сгодится и для моей любимой задачки.

— Да. Некоторым образом. Но я сказал бы наоборот. Смахивает на то, что заботы Стивенса — это следствие проблемы, которую углядели вы.

— То есть?

— Вот именно. Симптомы, вызванные ультракоротковолновым облучением, очень сильно влияют на надежность декальбов.

— Каким образом?

— Точно еще не знаю. Но рабочую гипотезу я разработал и как раз сейчас ее проверяю.

— Н-да-а-а. Есть желание побеседовать на эту тему?

— Очень большое. Причем именно с вами.

Уолдо пустился в рассказ о подробностях своего свидания со Шнайдером, насчет которых прежде Граймсу ни словом не обмолвился, хотя Граймс сопровождал его туда и обратно. Граймс знал, Уолдо ничего не обсуждает, пока не будет к этому готов.

Услышав о третьем комплекте декальбов, зараженных невероятными подергиваниями, Граймс недоверчиво поднял бровь:

— Ты хочешь сказать, что понял, как это сделать?

— Вот именно. Точнее сказать, не «как». Я просто могу это делать. И делал уже не раз. Я вам покажу.

Уолдо отплыл в ту сторону помещения, где на временных растяжках были пристегнуты несколько комплектов декальбов, больших и малых, каждый со своей панелью управления.

— Гляньте на этот крайний. Его доставили нынче. Вышел из строя. Сейчас я применю к нему фокус-покус Шнайдера, и он заработает. Одну минуточку. Я забыл включить питание.

Он вернулся к центральному кольцу, занял свое обычное место и включил излучатель энергии. Поскольку «Фригольд» отлично экранировал все находящееся внутри от внешних излучений, пришлось установить в космическом доме небольшую энергоцентраль и малый излучатель примерно того же типа, что и гигантская аппаратура НАПЭ; без них не было бы возможности испытывать декальбы в рабочем состоянии.

Снова присоединившись к Граймсу, Уолдо прошелся вдоль линии декальбов, включая активирующие цепи. Все, кроме двух, начали выказывать странную подвижность антенн, которую он про себя начал называть «подвижностью Шнайдера».

— Вон тот на дальнем конце работает, но не дергается, — предупредил Уолдо. — Он никогда не выходил из строя и, стало быть, не нуждался в обработке. Это мой контрольный прибор. А вот этот, — он указал на аппарат прямо перед собой, — нуждается в ремонте. Следите за мной.

— Что ты собираешься делать?

— Правду сказать, и сам не знаю. Но сделаю.

Уолдо не знал. Знал только одно: необходимо, не сводя глаз с антенн, представлять себе, как они проникают в Иномир, как тянутся за силой, тянутся, тянутся…

Антенны начали извиваться.

— Вот и все, что надо. Но это строго между нами. Я научился этому у Шнайдера.

Они возвратились к центру сферы. Предложил это Граймс под предлогом желания взять сигарету. А на деле при виде извивающихся антенн ему стало не по себе, но не хотелось говорить об этом.

— Как ты это объясняешь?

— Как не совсем понятное проявление инопространства. Мне о нем известно меньше, чем Франклину о природе молнии. Но я дознаюсь. Обязательно! И мог бы, не сходя с места, разрешить затруднения Стивенса, если бы знал, как справиться и с вашей проблемой.

— Не вижу связи.

— Должен быть какой-то способ добиться общего результата через инопространство. Научиться излучать энергию в инопространство, а потом черпать ее оттуда. Тогда излучение не оказывало бы вредного воздействия на человеческий организм. Оно никогда бы не соприкоснулось с ним; оно распространялось бы в обход. Я вожусь над этим со своим излучателем, но пока что безуспешно. Однако своего добьюсь.

— Надеюсь. Кстати, а разве излучение от твоей станции гуляет по этому помещению?

— Да.

— Тогда напялю-ка я свое защитное пальтецо. И тебе тоже это не на пользу.

— Без разницы. Сейчас выключу.

Едва Уолдо обернулся к выключателю, раздалось приятное чириканье. Бальдур гавкнул. Граймс огляделся по сторонам, высматривая, откуда звук.

— Ты что тут себе завел? — спросил он.

— Вы о чем? Ах это. Это мои часы с кукушкой. Забавно, верно?

Граймс согласился, что забавно, хотя особой пользы в этом приобретении не видел. Уолдо пристроил часы на ободе легкого металлического колеса, вращавшегося с такой скоростью, чтобы часы находились под действием центробежной силы в одно g .

— Смастерил эту игрушку, пока раздумывал над проблемой инопространства, — продолжал Уолдо. — Надо было чем-то руки занять.

— Насчет этого инопространства я как-то не совсем четко понимаю.

— Представьте себе континуум, очень похожий на наш и наложенный на наш примерно так же, как один лист бумаги накладывается на другой. Оба пространства неслитны, они отделены одно от другого самым малым интервалом, какой только можно себе вообразить. Они сосуществуют, но обычно не соприкасаются. Имеет место взаимная однозначность между точками обоих пространств, как мне представляется, хотя они необязательно имеют одни и те же размеры или форму.

— Эй, подумай лучше — они должны их иметь.

— Никоим образом. Представим себе отрезок прямой длиной в милю и отрезок длиной в дюйм. В котором из них больше точек?

— Разумеется, в том, что длиной с милю.

— Нет. Количество точек в них обоих одинаково. Хотите, докажу?

— Верю тебе на слово. В жизни не занимался этими разделами математики.

— На слово так на слово. Ни размеры, ни форма не являются помехой для установления полного точечного взаимосоответствия двух пространств. Да и сами эти понятия тут, по существу, неприложимы. «Размеры» — это вопрос внутренней структуры пространства, его протяженности, выраженной через свойственные ему одному постоянные. А «форма» существует сама по себе — по крайней мере, вне нашего пространства, — это проблема кривизны пространства, его открытости или замкнутости, динамики расширения или сжатия.

Граймс пожал плечами:

— На мой слух это звучит как тарабарщина.

И отвернулся, глядя, как вертятся на своем колесе часы с кукушкой.

— Наверняка, — радостно согласился Уолдо. — Мы ограничены собственным опытом. Знаете, каким я представляю Иномир? (То был чисто риторический вопрос.) Он представляется мне размерами и формой похожим на страусиное яйцо, но тем не менее целой вселенной, существующей бок о бок с нашей и здесь, и в окрестностях самой далекой звезды. Я знаю, что это ложное представление, но так мне легче все это себе представить.