Роберт Хайнлайн - Уолдо, Неприятная профессия Джонатана Хога и другие истории

И все стало по-прежнему, через стекло они снова увидели полицейского, играющих детей, тротуар, а дальше — город. Синтия взяла мужа за руку.

— Поезжай, Тедди.

— Подожди секунду, — напряженным голосом сказал Рэндалл, поворачиваясь к своему окну. Медленно, очень осторожно, он приспустил стекло — чуть-чуть, меньше чем на дюйм.

Этого хватило. И здесь тоже стояла серая бесформенная масса. Через стекло отчетливо виднелись улица и машины, бегущие по ней, сквозь открытую щель — ничего.

— Поезжай, Тедди. Пожалуйста.

Уговаривать Рэндалла было не надо, выжав сцепление, он резко бросил машину вперед.

Их дом стоит не прямо на берегу Мексиканского залива, но поблизости. Залив хорошо виден с вершины ближайшего холма. В поселке, куда они ходят за покупками, живут всего восемь сотен человек, но им этого вполне хватает. Да и вообще они не особенно любят общество — кроме, конечно, общества друг друга. Вот этого у них предостаточно. Когда он идет работать в огород или в поле, она идет следом, прихватив с собой какую-нибудь мелкую женскую работу. В город они тоже ездят вместе, рука в руку, всегда, без всяких исключений.

Он отпустил бороду, и не потому, что ему очень уж это нравится, а по необходимости — во всем их доме нет ни одного зеркала. Есть у них одна странность, которая обратила бы на себя внимание в любой общине, знай о ней окружающие, но такова уж природа этой странности, что никто и никогда о ней не узнает.

Вечером, отходя ко сну, он обязательно пристегивает наручниками свою руку к ее руке и только потом выключает свет.

— Вспрыснуть сделку — это я уважаю, — бодро заявил толстяк, перекрывая голосом шум кондиционера. — Пей, профессор, а то ты уже на три порции от меня отстал.

В прохладный сумрак бара, моргая, словно приучал глаза к полутьме помещения после безжалостного сияния пустынного солнца снаружи, шагнул от порога новый посетитель, и толстяк радостно завопил:

— Эй, Фред! Фред Нолан! Иди к нам! — Потом повернулся к своему гостю: — Я с ним познакомился по пути сюда, вместе летели от самого Нью-Йорка. Садись, Фред, пожми ручку профессору Эпплби, старшему механику звездолета «Пегас». Вернее, он будет его главным механиком, когда звездолет построят. Я только что втюхал профессору партию хреновой стали для его таратайки, давайте по этому поводу выпьем.

— С удовольствием, мистер Барнс, — согласился Нолан. — А с профессором мы знакомы по делам приборостроительной компании «Климакс».

— Чего?

— «Климакс» снабжает нас прецизионной аппаратурой, — пояснил Эпплби.

На лице Барнса появилось сперва недоумение, а затем улыбка.

— Ну, тогда тем более необходимо выпить. Что тебе, Фред? «Старомодный»? А тебе, профессор?

— И мне. Только не зовите меня профессором, пожалуйста. Во-первых, я не профессор, во-вторых, этот титул меня старит, а я еще молодой.

— Это уж точно, док! Пит, два «старомодных» и один двойной «манхэттен»! А я-то и впрямь представлял тебя ученым из комиксов — старцем с длинной седой бородой. Но вот теперь, познакомившись с тобой, все никак не могу понять…

— Что именно?

— Зачем тебе, в твои-то годы, хоронить себя в такой глуши…

— «Пегас» на Лонг-Айленде не построишь, — заметил Эпплби, — да и стартовать отсюда удобнее.

— Оно конечно, да я ведь о другом. Я вот о чем… В общем, я продаю сталь. Тебе нужны специальные сплавы для звездолета — пожалуйста, я продам. Но сейчас, когда все дела закончены, скажи мне, на кой черт тебе все это сдалось? Что тебя тянет на Проксиму Центавра или на какую другую звезду?

— Ну, этого не объяснишь, — улыбнулся Эпплби. — Что тянет людей взбираться на Эверест? Что тянуло Пирри на Северный полюс? Почему Колумб уговорил королеву заложить ее бриллианты? До Проксимы Центавра еще никто не добирался, а мы хотим долететь.

Барнс повернулся к Нолану:

— А ты, Фред, можешь это понять?

Нолан пожал плечами:

— Я торгую прецизионной аппаратурой. Кто-то выращивает хризантемы, кто-то строит звездолеты. Лично я продаю приборы.

На дружелюбном лице Барнса все еще отражалось недоумение.

— Ну…

Бармен принес поднос с напитками.

— Послушай, Пит, — обратился Барнс к нему. — Вот ты ответь мне на один вопрос. Ты сам полетел бы на «Пегасе», если бы тебя туда взяли?

— Нет.

— А почему?

— Мне здесь нравится.

— Вот вам и ответ на ваш вопрос, правда в перевернутом виде.

— В одних живет дух Колумба, а в других нет, — кивнул Эпплби.

— Колумб рассчитывал вернуться обратно, — стоял на своем Барнс. — А ты? Ты же сам говорил, что лететь не меньше шестидесяти лет. Вы же не долетите!

— Мы нет, наши дети — да. А обратно вернутся наши внуки.

— Ты что, женат?

— Разумеется. Экипаж подбирается только семьями. Вы ведь знаете, что весь проект рассчитан на два-три поколения. — Он вынул из кармана бумажник. — Вот пожалуйста, миссис Эпплби и Диана. Ей три с половиной года.

— Хорошенькая девочка, — печально произнес Барнс и передал фотографию Нолану, который взглянул на нее, улыбнулся и вернул Эпплби. — И что же с ней будет?

— Как что? Полетит с нами, разумеется. Не отдавать же ее в приют.

— Нет, конечно, только…

Барнс смолк и опрокинул в рот оставшуюся часть выпивки.

— Не понимаю я этого, хоть режь, — признал он. — Кто хочет выпить еще?

Допив свой коктейль, Эпплби встал.

— Пора домой. Я ведь семейный человек, — улыбнулся он.

— Теперь моя очередь, — сказал Нолан после его ухода. — Вам то же самое?

— Ага. — Барнс поднялся из-за стола. — Пошли за стойку, Фред, там пить удобнее, а мне сейчас надо не меньше шести порций.

— Пошли. А с чего это вы так завелись?

— То есть как «с чего»? Разве ты не видел фото?

— Ну и что?

— Что? Ну а вот как ты лично к этому относишься? Я торговец, Фред, я продаю сталь, и мне плевать, на что ее употребит заказчик. Я готов продать веревку человеку, который собирается ею удавиться. Но я люблю детей! И мысль об этой малышке, которую родители берут в сумасшедшую экспедицию…

— А почему бы и нет? С родителями ей будет лучше. Она привыкнет к стальным палубам ровно так же, как другие дети привыкают к городским тротуарам.

— Да ведь они обречены на гибель! Они не долетят!

— Может, и долетят!

— Так вот не долетят они. У них нет ровно никаких шансов. Я это знаю. Я же расспросил об этом технических работников. Девять шансов из десяти, что они сгорят прямо на старте. И это еще самое лучшее, что может с ними случиться. Если они даже выберутся из Солнечной системы — а они этого ни в жизнь не сделают, — все равно ничего не выйдет. До звезд они не доберутся.

Пит поставил следующую порцию перед Барнсом, тот выпил не глядя.