Дэвид Митчелл - Литературный призрак [litres]

Раздался гудок парома. Я стоял на мостовой, как раз на этой розоватой плите, где стою сейчас. Я хорошо ее запомнил и с тех пор обхожу каждый день. Я подумал, что на прощание надо бы обнять Кати. Может, даже поцеловать.

– Тебе пора на паром, – сказала она.

Ну что ж, раз ей так угодно.

– До свидания, – ответил я. – Приятно было побыть твоим мужем.

В тот же миг я пожалел о сказанном. И до сих пор жалею. Эти слова хлестнули последним ударом. Она повернулась и пошла прочь. Я иногда думаю – если бы догнал ее, что тогда? Нас выбросило бы в другую вселенную и жизнь началась бы заново? Или я бы просто расквасил нос? Теперь этого не узнаешь. Послушный зову гудка, я пошел на паром. К стыду своему, я не оглянулся, когда паром отчалил, поэтому не видел, махала ли она мне вслед. Зная характер Кати, думаю, что вряд ли. Как бы то ни было, через сорок пять секунд я уже забыл о ней. Все мое внимание приковали десять строк мелким шрифтом на пятой странице раздела бизнес-новостей в газете «Саут Чайна морнинг пост». Новый американо-британо-китайский следственный орган под названием «Инспекция по перемещению капиталов» провел обыски в офисах торговой компании «Шелковый путь». Эта компания, неизвестная в широких кругах, была мне прекрасно известна. Не далее как в прошлую пятницу, следуя полученным инструкциям, я, лично я, перевел на счет компании «Шелковый путь» 115 миллионов долларов со счета 1390931.

Черт подери…

Вокруг не было ни души.

Дорога от пристани и припортовой деревни вела к поло-клубу. Там уныло обвисли флаги. За клубом дорога превращалась в тропку, убегала к пляжу и становилась дорожкой, вьющейся вдоль берега. Я никогда не ходил этим путем, поэтому понятия не имел, куда он меня заведет. Рыбак, натруженными руками вытягивавший сеть, обернулся, и наши взгляды на секунду скрестились. Я совсем забыл, что за пределами нашей Деревни проклятых договорами краткосрочной аренды {58}есть люди, которые живут на острове Лантау всю жизнь, от рождения и до смерти.

По выходным отец брал меня с собой на рыбалку. На мрачное водохранилище, затерянное в Сноудонии. Папа работал электриком. Это настоящая работа, честный труд. Ты прокладываешь проводку, устанавливаешь людям распределительные щитки, исправляешь огрехи их самодельного тяп-ляп-ремонта, чтобы они не спалили свои дома. Папа был ходячим кладезем расхожей мудрости. «Дай человеку рыбу, Нил, и ты накормишь его на один день. Научи его ловить рыбу – и ты накормишь его на всю жизнь». Мы сидели на берегу водохранилища, когда я сказал папе, что собираюсь в Политехнический, на факультет экономики и финансов. Он кивнул, сказал: «Со временем можно будет получить хорошую работу в банке» – и закинул удочку. Наверное, тогда я и вступил на этот путь, который привел меня сюда. Последний раз мы с отцом ездили на рыбалку в тот день, когда я сообщил ему, что получил назначение в гонконгский филиал компании Кавендиша. С жалованьем втрое больше, чем у директора моей бывшей школы. «Здо́рово, Нил, – сказал отец. – Мама лопнет от гордости». Я ждал от него более бурной реакции. Он к тому времени постарел, вышел на пенсию.

Честно говоря, рыбачить мне было скучно. Лучше бы посмотрел футбик по ящику. Но мама настаивала, чтобы я ездил с отцом, и теперь я рад, что слушался ее. Даже сейчас при слове «Уэльс» ощущаю вкус сэндвичей с тунцом и яйцом, некрепкого чая с молоком и вижу, как отец пристально вглядывается в темную воду озера, окруженного холодными горами.

В ее появлении было что-то общее с гудением холодильника. Когда осознаешь этот звук, оказывается, что исподволь успел к нему привыкнуть. Не припомню, как долго, возвращаясь домой, мы обнаруживали, что шкафы распахнуты, кондиционер включен, а занавески раздернуты. Мы с Кати жили вместе и потому особо не задумывались. Кати приписывала все эти действия мне, а я – Кати. Ее появление не сопровождалось драматическими киношными эффектами. В комнате ничего не клубилось, тени не мелькали, на экране компьютера не появлялись напечатанные невидимой рукой послания, и магнитные буквы на холодильнике не складывались сами собой в слова. Ничего такого, как в «Полтергейсте» или «Экзорцисте». Скорее похоже на болезнь, которая развивается так постепенно, что ее невозможно заметить, пока она не достигнет летальной стадии. Так, пустяки: вещи обнаруживались черт знает где. Банка меда на платяном шкафу. Книги в посудомоечной машине. Все в этом роде. Ну и конечно, ключи. Ключи особенно. У нее была просто страсть к ключам. Нет, она была не из тех гостей, которые нагло заваливаются в дом среди бела дня. Мы с Кати сперва шутили: «Ха, опять призрак заходил».

Мне кажется, в конечном итоге именно она, а вовсе не разбитые вазы, серьезно повлияла на нашу судьбу – на нас троих.

Я прекрасно помню тот день, когда еле слышное гудение переросло в отчетливый гул. Это случилось прошлой осенью, воскресным утром. Я остался дома, а Кати отправилась в местный продовольственный, за покупками. Я валялся на диване, один глаз – в газету, другой – в телевизор. Показывали третий «Крепкий орешек», дублированный на кантонском диалекте. Я заметил, что на ковре у дивана играет маленькая девочка: лежит на животе у дивана и дрыгает ногами, как будто плывет.

У меня не было никаких сомнений в ее присутствии. И вместе с тем я был совершенно уверен, что никаких маленьких девочек здесь нет.

Вывод напрашивался сам собой.

Страх дохнул мне в затылок.

– Вызывайте агентов ФБР, да побольше! – сказал туповатый полицейский, который не верил в возможности Брюса Уиллиса.

Рассудок вернулся, предъявил удостоверение, приказал вести себя так, словно ничего предосудительного не происходит. А что мне оставалось делать? С воплями броситься вон из квартиры – куда? Все равно рано или поздно придется вернуться. К тому же Кати надо поберечь. Не докладывать же ей, что мы с утра до вечера и с вечера до утра живем под наблюдением призрака. И вообще, стоит опустить подъемный мост – и мало ли кто еще по нему заявится? Я заставил себя снова уткнуться в газету и сделал вид, что читаю статью, пусть она хоть на монгольском языке.

Страх, хоть и закованный в наручники, все равно орал во всю глотку: «В твоей квартире поселился призрак, черт возьми! Призрак, ты слышишь, кретин?»

Она по-прежнему плавала на ковре. Только перевернулась на спину.

Пришлось отложить газету. Итак, если она здесь, значит я сошел с ума? Или я сошел с ума, если ее здесь нет?

Что я о ней знал?

Только то, что она мне ничем не угрожала.

Я свернул газету и посмотрел туда, где, по моему мнению, была она.

Никого. И ничего.

«Ну, что я говорил!» – ухмыляясь, сказал Рассудок.

«Нил, – сказал Нил. – Ты сходишь с ума».