Цезарий Збешховский - Искажение

Эстер хочет, чтобы я сошел с ума. Но зачем ей передатчик, который другие сочтут испорченным?

Какого черта она раздавила мозг доктора Вайнхауса, а теперь во сне впрыскивает мне яд? Познания, к которым я не пришел шаг за шагом, но внезапно ощутил всем своим существом, вызвали у меня судороги и чудовищную тошноту. От эфирных таблиц, густо исписанных математическими символами, у меня на мгновение остановилось сердце. Лишь задыхающийся хрип, который услышали мои товарищи, вероятно, спас мне жизнь.

Они вытаскивают меня наружу — заблеванного, с трудом переводящего дух. Я их не вижу, хотя глаза открыты. Солнце стоит в зените, но мои зрачки выжигает другой свет, вращающиеся голубые хлопья. Голова трещит от нарастающего давления, я хватаюсь за глаза, чтобы те не вытекли, и кричу со всей силы, хотя изо рта вырывается только стон.

До меня доносятся первые слова:

— Маркус, что с тобой?! Зачем ты залез в палатку?

— Маркус, сукин сын, очнись!

— Шеф?

Я смотрю на них, на этот раз по-настоящему, и вижу склонившихся надо мной солдат из моего взвода. Парни из отделения окружают меня тесным кругом, но я замечаю также Усиля, Нормана и еще нескольких товарищей, оказавшихся поблизости.

Водяная Блоха весь дрожит, повторяя «Шеф, шеф» и хватаясь за голову, будто в ней не умещается, что я могу кончить как Элдон, Инка и другие, пострадавшие от синдрома Котара. Баллард куда вразумительнее — он протягивает мне бутылку воды, которой я обмываю лицо, а потом жадно пью, слыша, как Пурич пытается объяснить Голе и Северину, что случилось. Собирается немалая толпа.

Голя расталкивает собравшихся и помогает мне присесть в тени навеса, который мы недавно соорудили из нескольких досок и покрыли брезентом. Я опираюсь о СМЗ, глядя прямо перед собой. Посреди плаца ветер поднимает частички пыли, создавая из них миниатюрный смерч. Я чувствую себя так, будто покинул собственное тело и наблюдаю за происходящим со стороны. Может, скоро забуду, что жив, и тоже окажусь в полевом госпитале?

— Уже лучше, — успокаиваю я Голю. — Это все только жара и усталость, господин сержант.

— Мы оба знаем, что не только, — отвечает он. — Сейчас я отведу тебя к доктору Заубер. А когда придешь в себя, доложишь капитану Беку. Еще сегодня расскажешь ему обо всем, что знаешь. Придется поторопиться. — Он на мгновение замолкает.

— Прежде чем я сойду с ума?

— Нет, Маркус. Прежде, чем это гребаное говно не убьет нас всех.

Я с облегчением думаю о встрече с командиром роты. Этой исповеди жду уже много недель. Пусть наконец начальство назовет меня сумасшедшим и арестует за поиск истины или начнет действовать, увеличив наши шансы на выживание. Я готов исполнить просьбу Голи и признаться во всех грехах. Совесть моя чиста.

Суббота, 2 июля, 10.00

Младший лейтенант Янг открывает дверь в комнату капитана Бека, куда меня вызвали во второй раз, после доклада в четверг, продолжавшегося три с лишним часа. Я ожидаю чего-то вроде приговора, поскольку командир роты до этого никак не комментировал моих признаний, которые вдвоем записывали Янг и Остин. Капитан тоже время от времени делал заметки в кожаном блокноте, но в основном задавал вопросы.

В первом допросе не принимал участия майор Вилмотс. Лейтенант Мюллер тоже отсутствовал — кому-то приходилось исполнять обязанности дежурного офицера. Микель Бек прекрасно понимает, чей вид действует на солдат будто кляп во рту. Сегодня их тоже нет, а вместо обоих лейтенантов за столом сидит капитан Линда Заубер. Она улыбается, приветствуя меня.

Я отдаю честь офицерам и неуверенно останавливаюсь посреди комнаты.

— Вольно, капрал, — говорит Бек. — Садись.

— Так точно, господин капитан.

— Роберт, проследи, чтобы никто нам не мешал, — обращается он к Янгу. — Поставь кого-нибудь у двери.

— Так точно. Сейчас займусь.

Лейтенант выходит, а я крепко сплетаю пальцы и нервно стискиваю зубы. Вчера Голя убеждал меня, что все будет хорошо, велев терпеливо ждать вызова и по мере возможности отдохнуть, но я чувствую себя преступником — даже больше, чем сидя лицом к лицу с Вилмотсом, поскольку тогда все заслоняла злость.

— Знаешь, я никак не могу с этим согласиться. — Капитан Бек смотрит на доктора Заубер, заканчивая какую-то мысль. — Понятия не имею, как это назвать.

— Называй, как хочешь, Микель, — спокойно отвечает госпожа капитан. — Пусть это будет женская интуиция, но я предпочла бы сослаться на опыт. Мы оба служим уже двадцать с лишним лет, и нам следует доверять офицерскому чутью.

— Я не службист, Линда, но должны же быть какие-то границы.

Командир роты обреченно машет рукой, а я прислушиваюсь к их разговору, переводя взгляд с одного на другого. Наверняка у меня выражение лица как у человека, который слышит чужой язык и, хотя понимает отдельные слова, не постигает смысла фраз целиком.

— Ладно, капрал, — помедлив, говорит Бек. — Сегодня я подведу итоги твоего четвергового доклада. Имей в виду — если бы дело происходило в мирных условиях или в более типичной обстановке, последствия могли бы быть весьма суровыми. И в первую очередь я имею в виду вживленный электрод. Тебе понятно, что, скрыв данный факт, ты совершил преступление?

— Да, господин капитан.

— Никто в здравом уме не допустил бы тебя к службе в армии, а в особенности в МСАРР. Госпожа капитан рассказала мне, как может повлиять на твое психическое и физическое состояние обычный глушитель гомеостатических мин. — Он кладет на стол металлическую коробочку. — У нас тут случайно нашлось одно такое устройство.

Я пытаюсь заслониться рукой, широко раскрыв от ужаса глаза. Пыток я никак не ожидал, и вряд ли смогу пройти через подобное еще раз. Я умоляюще смотрю на Линду Заубер, готовый вскочить и бежать из комнаты.

— Нет, капрал, я им не воспользуюсь. — Капитан отодвигает глушитель. — Ты совершил ошибку и должен понести наказание, но я вижу также немало смягчающих обстоятельств. — Он берет свой блокнот. — С начала миссии ты был дважды ранен — восемнадцатого февраля в Хармане и четвертого апреля в селении Кумиш. Ты был также награжден за участие в операции «Юкка», за предотвращение потерь на рынке и в селении Кардам. Все это впечатляет и принято во внимание.

— Спасибо, господин капитан. Я в самом деле хотел служить в армии. Для меня это крайне важно, как единственный выход из положения.

— Я тебе верю, Маркус, но не перебивай. — Микель Бек позволяет себе улыбнуться. — По возвращении в Харман я проинформирую командира батальона о твоем состоянии здоровья и совершенном тобой преступлении, но буду ходатайствовать об освобождении тебя от наказания. Если успешно пройдешь обследование, сможешь продолжать службу на территории Республики Рамма.