Клиффорд Саймак - Ветер чужого мира [сборник litres]

Через три месяца его выписали из госпиталя, признав здоровым; возможно, врачи нисколько не преувеличивали. Руки Фреда больше не походили на комки оголенной плоти, а лицо сделалось прежним, если не считать нескольких шрамов, которые обещали со временем исчезнуть.

Но дело не только в лице и руках, мрачно думал Фред, пристроившись в уголке столовой за стаканом двойного бренди. О многом врачи попросту не догадывались – и не могли догадаться. Они понятия не имели о том, что происходит с разумом человека, который видел гибель в пламени собственного брата, когда сам находился в охваченной огнем крылатой машине.

Нет, он вовсе не струсил. Он продолжал сбивать джерри. В конце концов – и это Фред знал наверняка, – он по-прежнему отличный пилот. Но его настойчиво грызло сомнение: а насколько он хорош как истребитель? Былые дерзость и самоуверенность пропали бесследно. Он больше не рисковал так, как раньше. Теперь он сражался расчетливо и осторожно, не лихачил и не допускал безрассудства. Причем сам сознавал, что рано или поздно такая осторожность выйдет ему боком. Рано или поздно ситуация потребует риска, а он не отважится, не посмеет…

Другие пилоты, как ему думалось, обсуждали его за глаза, когда Фред не мог их слышать.

Дверь в столовую распахнулась, и вошел лейтенант Грант.

– Эй, Грант! – позвал один из пилотов. – Иди к нам, пропусти стаканчик.

– Кто та крошка, с которой я видел тебя вчера вечером? – подал голос другой.

– Вы что-то напутали, парни, – ответил Грант. – Вчера вечером я был в казарме.

– То есть в Лондон не ездил?

– Именно это я и сказал.

Дуглас скривился. Грант пользовался популярностью. Еще бы, пятьдесят три джерри на счету. Может, и больше, пятьдесят три – только официально подтвержденные. Молодые летчики глядели на него с восторгом. Он считался бывалым пилотом, настоящим асом, одним из тех повелителей небес, что жили полной жизнью.

Фред снова уставился в стакан, прогнав мысли о Гранте. Память снова и снова возвращала его в тот день над Ла-Маншем, когда машина Боба падала на меловые скалы Дувра. Он опять ощутил, как пол уходит из-под ног, как накатывает страх, как рука сама тянется к рукоятке форсажа…

По полу простучали каблуки, и Фред поднял голову. У его стола, со стаканом в руке, стоял Грант.

– Давай поговорим, Дуглас, – сказал он.

– Здесь нам с тобой не о чем говорить, – негромко отозвался Фред. – Как-нибудь в небе потолкуем.

Грант побагровел, но сдержался:

– Мы ведь были друзьями.

– Когда-то, – ровным голосом ответил Фред.

– Хватит себя изводить, – не унимался Грант. – Не то однажды сорвешься.

– Это командир звена говорит? – уточнил Фред. – Опасаешься, что я подведу товарищей в бою? Намекаешь, что я стал летать хуже?

– Нет, конечно же! – возмутился Грант. – Я как друг тебе советую. Мне больно видеть, как ты себя убиваешь.

– В таком случае, – решительно заявил Дуглас, – имею честь сообщить, что ты суешь нос не в свое дело.

Грант развернулся, но Дуглас его окликнул:

– Я правильно расслышал, что вчера вечером ты был в казарме?

– Ну да. – Грант помедлил. – А что?

Дуглас промолчал.

– Почему ты спрашиваешь?

– Да так… Может, и не стоило, но… Видишь ли, я знаю, что тебя там не было.

– Скажи, за что ты меня ненавидишь? – не выдержал Грант. – Нет, я догадываюсь о причине, хоть и считаю, что ты не прав. Но все-таки…

– Ты слишком озабочен своей карьерой, – сказал Дуглас. – Слишком много думаешь о том, как бы пополнить свой счет. Слишком занят был тем джерри… двадцать восьмым, верно?.. чтобы помочь другу.

– Я уже все объяснил, – возразил Грант.

– Не забывай, я там был.

– Послушай, Дуглас, ты мне нравишься… Ты отличный пилот, что бы тебе ни втемяшилось в голову. Это я попросил, чтобы тебя снова допустили к полетам.

– В следующий раз можешь попросить, чтобы меня отстранили, – проворчал Дуглас. – Плевать я хотел.

Под крыльями переливались зеленью и золотом голландские поля, разделенные ленточками каналов. Рейд заканчивался, эскадрилья Королевских ВВС возвращалась домой, оставляя позади дымящиеся руины.

Дуглас поудобнее устроился в кресле, чтобы вести «харрикейн» через Ла-Манш на базу. Вылет не вызвал у него никакого восторга. Джерри крепко завязли в России, и по-настоящему жаркие стычки теперь случались редко.

Грант летел впереди, а справа от Дугласа держался Коротышка Кейв. Над Фредом и позади шли другие машины, участвовавшие в рейде.

Внезапно в наушниках шлемофона грянуло:

– Эгей!

Возглас Гранта заставил Дугласа встрепенуться.

На них со стороны солнца заходили Ме-110, грозные черные тени. Сколько их там, не разобрать, да и некогда тратить время на подсчеты. Джерри явно поджидали в засаде, прятались повыше, где их не углядеть. И вот они ринулись в атаку, стремительно приближаясь.

Дуглас потянул штурвал на себя, задирая нос машины. Черный силуэт возник в поле зрения, и Фред сразу нажал на гашетку, но нацист двигался чересчур быстро, так что пристрелочная очередь ушла в «молоко». Придется стрелять наугад…

Заговорили авиапушки, немецкие самолеты нарушили строй британской эскадрильи. Вот небо заволокло дымом, и одна машина круто пошла вниз…

На Дугласа накинулся «мессер», и Фред заложил крутой вираж. Пуля угодила в оконечность крыла, а в следующий миг нацист пролетел мимо. Секунду спустя, завершив маневр, Фред оказался у него на хвосте.

«Мессершмитт» пытался выйти из пике, а мозг Дугласа размеренно и хладнокровно отсчитывал мгновения. Так шахматист за шахматной доской просчитывает партию на много ходов вперед.

Это чувство порой откровенно пугало Фреда, когда он сидел на базе за стаканом бренди. Разумеется, кто-то скажет, что так и надо воевать, однако в избытке хладнокровия нет ничего хорошего. Никакого тебе безрассудства, никакого задора, никакого восторга, просто суровые будни, обыкновенная игра со смертельным исходом.

Фред снова потянул штурвал, повторяя маневр «мессершмитта». Джерри угодил в перекрестье прицела, заметался из стороны в сторону, выходя из пике. Пули застучали по крыльям «харрикейна» – это старался вражеский хвостовой пулеметчик.

В поле зрения появилось брюхо «мессера», и Дуглас нажал на гашетку. Короткая очередь, длиной секунды четыре, не больше. Этого вполне достаточно, чтобы залить смертоносной сталью пилотскую кабину.

«Мессершмитт» рыскнул, нырнул вниз, закрутился в воздухе, свалился на крыло – и начал падать. Как обычно, подумалось Дугласу. Не лезь на рожон, не стреляй до верного, всади очередь туда, куда важнее всего попасть…

Но однажды… Быть может, однажды…

Он поежился, разворачивая машину и направляя «харрикейн» вверх. Других «мессершмиттов» вокруг не было. «Харрикейны» и «бленхеймы» снова выстраивались в общий строй.