Дмитрий Манасыпов - Дохлокрай

Ведьма включила холодную воду и долго, с видимым наслаждением, умывалась. Он стоял у двери и ждал, ведь не зря же та позвала его с собой.

– Мы не имеем к этому отношения. – Ведьма вытерла лицом бумажным полотенцем, рулон висел в стойке у зеркала. – Не имеем.

Он кивнул и посмотрел под ноги.

– Боишься?

– Знаю, как будет. И не хочу.

– Тебе-то опасаться меня? – судя по звукам, ведьма не шевелилась. – Или ни разу не видел такого?

Он не ответил. Сказал же – знает, как будет. Сумка зашуршала, когда та доставала нужное. Плоская банка, наверняка со всем известной надписью, чтобы не вводить в искушение и не давать зацепок. Раньше ведьмы пользовались коробочками для притираний, хранили и любили своих подружек, из черненого серебра или даже золота. Еще бы, в них пряталась очень нужная сила.

Запахло озером, чуть застоявшейся водой, луговыми цветами и чуть жирным. Крема без жирного не сваришь, всем известно. Особенно, если тот варится в ведьмином котелке, с наговорами, в нужную ночь, с необходимыми травами и для одной цели. Поражать, порабощать и заставлять мужиков становится ручными собачками. Ну и, да, просто чтобы хорошо выглядеть.

– Ладно, хотя… – пальцы легонько и влажно размазывали вязкое и вкусно пахнущее по ее лицу, превращая симпатичную женщину чуть за сорок в красавицу, достойную экрана. – Знаешь, даже обидно. Я же женщина, а ты на меня не смотришь.

– Ты очень красивая, – поделился он, – лишний раз напомнить о таком, что ли, нужно?

– Женщинам оно всегда приятно, – судя по звуку, ведьма пожала плечами, – разве нет?

Он не ответил, дожидаясь, пока та все уберет и развернется.

– Проводишь меня?

Вот что тут сказать?

Да, Другая стала не просто милой, интересной или привлекательной. Ведьма превратилась в настоящую красавицу, такую, когда глаз не отвести. Белая, светящаяся изнутри, кожа, прозрачно-зеленоватые глаза, даже волосы, собранный в строгий пучок в первую встречу, сейчас распустила. И те оказались длинными, волнистыми и густыми, в своей кажущейся тяжести бывшие невесомыми, не просто светлыми, а золотящимися свежими колосьями на поле, едва-едва колыхающимися пот ветром. Длинная тонкая шея, грациозная, по-настоящему аристократич…

– Ты редкостная сука, знаешь ли. – Он покачал головой, чуя, как горят татуировки, уже начавшие свои змеиные шевеления, защищая хозяина. – Не в то время и не в том месте.

– С таким, как ты, всегда место и время. – Ведьма улыбнулась. Естественно, что очень красиво и маняще. – Это как залог безопасности, ты же понимаешь.

Да, он понимал и даже хорошо. Слишком, если быть точным, помня о двух своих первых ведьмах, пойманных за Уралом много-много лет назад. Близняшки-купчихи, с оставленным наследством, мирно и спокойно жившие в уездно-горняцком городке. Убить их не смог, помня о наваждении, где мешались смуглая кожа, черные, гладкие как шелк, волосы, горячее и упругое… Потом, глядя на караван монгольских лошаденок, забирающихся в сопки и везущих сестер в Китай, ему так и не вспомнилось – с кем же из них случилось быть? Или те менялись, все несколько приходов в гостиницу с десятью нумерами, заставляя его, вновь и вновь, окунаться в медвяную сладкую глубину каждой?

Тогда ему было всего ничего, особенно по меркам сегодняшней жизни, такой долгой, что порой не верилось самому. Он не понимал самого главного – ведьме, какой бы хитрой, умной и умелой та не была, не справиться с черно-зеленой защитой, сплошь покрывающей его тело, не пропускающей наговоры и предупреждающей об ударе ножа, удавке или наговоре, сплетенном с выстрелом мертвецко-костяной пищали.

Потому залог безопасности, барьер, выставляемый собственным мозгом, помнящим каждую из попытавшихся одурманить и отвести потом глаза, чтобы не потерять голову, ссеченную ударом тесака. Полюби ведьму один раз, пусти в сердце и едва ли сможешь убить ее потом. Эта вот, смотрящая куда там голливудским звездам, куда красивее любой из пластиковых кукол, выходящих из-под ножа хирурга, знала.

– Я хочу поговорить. – Тон не воспринимал возражений. – Тебе это нужнее, чем нашим или мне. Мы-то, случись что, все равно останемся жить. Твои люди – нет.

Права. Если Мрак вдруг прорвется, раздувшись гнойником хотя бы нескольких районов этого города, затягивая черной паутиной дома, дороги и почти само небо, Другие выживут. Они умеют выживать, приспосабливаться, входить в союзы и поддерживать победителя.

– Пойдем.

Семёныч покосился недоуменно, но не обеспокоился, доверяя. После льда, холода и Мрака бункера они уже приняли его своим, открываясь и стараясь стать товарищами. Если бы знали правду, остались ли хотя бы отзвуки попыток подружиться? Он знал ответ, потому и оставался сам собой, приехавшим просто сделать нужную работу. Дружба для нормальных людей, не для него.

«А как же Маша, дурень? Зачем ты полез за ней, а, вроде как не зная – что и как будет? Враль, трепло и балабол!»

После такого, как вчера вечером, Мрака и собственной полусмерти, в голове частенько поселялся знакомый голос. Вовсе не его, совершенно. Женский, хрипловатый, жесткий и тянущий слоги. Да что голос… Ему даже доводилось видеть кому тот принадлежит. В вещие сны он верил, ни раз уже столкнувшись с правотой увиденного в мгновения между полным покоем и бодрствованием.

У него, еще в детстве, появилась гадалка. Ну, так ему хотелось считать, глядя на прямые черные волосы, чуть вьющиеся на концах, яркую одежду, браслеты, серьги, монисто и даже платок, расцвеченный узорами на голове. А еще никак не получалось разглядеть лицо, оно размывалось, выскакивало из памяти как мыло из пальцев.

Тяжелый подбородок с ямочкой. Крепкий большой нос. Черные глаза. Слишком длинные и широкие губы. Цыган он насмотрелся достаточно, но тут не их кровь, бурлящая и обжигающая, как перец в венгерском гуляше.

Лица собственной то ли совести, то ли интуиции, говорившей с ним после близкого Мрака, запомнить не смог. И спорить с ней не желал, никогда не обращаясь к врачам-мозгоправам, ни тогда, ни, уж тем более, сейчас.

В жизни хватало совершеннейшей дичи, чтобы еще переживать по поводу голоса в голове, общавшегося только насчет его поступков и не лезшего в дела.

«Не отвечай, привычно, не обижусь»

Это точно.

Даже не вечерело, стемнело полностью, окутавшись сизым плотным туманом, кое-где разрываемым персиковыми фонарями. Ведьма, только выйдя из дома и стоя в подворотне, выводившей на улицу, щелкнула пальцами и, совершенно бесшумно, посвистела, зовя кого-то. Оставшийся клинок так и просился наружу, но Другая не казалась опасной, подняв правую руку и сжав ладонь в кулак.

Скрежетнуло, и прямо на пальто, аккуратно прихватив кривыми когтями, приземлилась небольшая серая птица.