Пол Тремблэй - Кантата победивших смерть

Первоначальный бой занял всего пять минут, однако противостояние с полицией Нортона и подтянувшимися частями Национальной гвардии будет продолжаться еще пять часов, все больше закупоривая пути сообщения и поглощая драгоценные ресурсы. Погибнут девять членов отряда ополчения «Патриоты-Процентники» [29] Намек на крайне правую военизированную группу «Трехпроцентники», названную так из-за утверждения, что только 3 % колонистов взялись за оружие, чтобы защитить новую родину от британских войск во время войны за независимость. , четверо полицейских, водитель серого автобуса и одна из пассажирок, родившая ребенка всего за десять часов до того, как пуля пробила оконное стекло и ее шею. Сторонники теорий заговора из числа крайне правых будут утверждать, что смерть гражданских лиц и полицейских — фейк, а все происшествие — инсценировка. Подобно Дубу «патриоты-процентники» считают, что глубинное государство намеренно распространяет вирус, который оно само и вывело в лабораториях, чтобы все покупали вакцину, и, пользуясь эпидемическим кризисом, готово совершить переворот, после чего будет объявлено бессрочное военное положение. «Процентники» убеждены: начался второй этап — экспорт вируса в соседнюю Новую Англию и среднеатлантические штаты посредством отправки автобусов с зараженными пациентами под надзором преданного глубинному государству медперсонала, большинство которого составляют иностранцы, — так писали на одиозном, разжигающем вражду сайте любителей теорий заговоров.

Рамола считает секунды. Мысленно измеряет расстояние, пройденное от места нападения. Улыбается каждому медику, кто подходит напомнить, что о ней с Натали позаботятся. Она смотрит в окно, ожидая, в какой форме явится очередная напасть. Присматривается и прислушивается к Натали, потеряв счет моментам, когда ей казалось, что подруга вот-вот задрожит или оскалит зубы. Рамола снова начинает отсчет с единицы. Так проходят еще пять минут.

За автобусом, катящимся по тихой лесной дороге, никто не гонится. Лихорадочный щебет в салоне стал тише, хотя и не прекратился, шелестит, как лижущие берег волны отлива.

Натали разражается приступом кашля — четыре заряда из трех сухих, горловых хрипов каждый. Когда она перестает кашлять, в салоне повисает абсолютная тишина. Рамоле недосуг и неохота выглядывать в проход или смотреть на людей в других рядах, она боится того, что может увидеть, боится, что другие прочитают на ее лице подтверждение своих страхов.

Натали вытирает рот рукавом. Она теперь заразна? Натали что-то бормочет, ерзает, чтобы было удобнее смотреть в окно, голова наклонена, глаза широко раскрыты, мигают.

Молчание затягивается, Рамоле нужно разрушить чары, представить их присутствие в автобусе естественным и неопасным. Она трогает Натали за плечо, шепчет ее имя, спрашивает, как дела, как она себя чувствует.

Натали пожимает плечами и качает головой. Правая рука пробирается в карман желтой толстовки и возвращается с сотовым телефоном.

(вполголоса, на фоне тихого говора и гула двигателя)

— Извините, у меня не было свободной минуты справиться о вашем здоровье, Натали. Как вы себя чувствуете?

Баю-бай, сассафрас.

Натали листает заставки приложений на экране, нажимает пурпурный скругленный квадрат с наклонной буквой «V» в центре. Открывается основной экран с надписью «Voyager». Пальцем перебирает пункты меню, пока внизу пустого экрана пурпурного цвета не остается красная кнопка звукозаписи. Натали нажимает ее, появляется дрожащая горизонтальная белая линия. Натали прислоняет голову и плечо к автобусному окну.

Рамола разворачивается спиной к проходу и лицом к Натали. Что на экране, ей не видно.

Правая кисть Натали то поправляет волосы, то зависает с вытянутым указательным пальцем над телефоном. По лицу пробегает тень улыбки, но, если присмотреться, это вовсе не улыбка. Уголки губ не приподняты, зубы спрятаны, вместо этого выражение лица смягчается, лицевые мускулы расслабляются, веки наполовину опущены, будто она засыпает, брови чуть приподняты, беззащитны. Призрачная удовлетворенность.

Рамола прекращает отсчет, время упрямо бежит, даже если за ним не следить. Она присматривается к подруге, страшась заметить в ее поведении точку невозврата и одновременно опасаясь, что эта точка уже пройдена. Лицо Натали отражается в тонированном стекле, как в зеркале. В отражении нет борозд от слез и грязи, кругов под опухшими глазами, лихорадочных красных пятен на щеках. В оконном стекле, как в куске янтаря, застыл образ юной Натали, какой Рамола встретила ее в колледже, с кем делила квартиру, сидела по вечерам на кухонном полу, по кому тайком плакала, когда та переехала, тот самый лик, что запечатлен на любимой фотографии Рамолы с девичника — такой она всегда будет помнить Натали, пока ей не откажет память. Юное отражение прислонилось головой к голове Натали нынешней, явившейся на порог Рамолы залитой кровью, мужественно боровшейся и сражавшейся, и теперь, несмотря на твердость духа, умирающей. Два лика по отдельности представляют прошлое и настоящее, а в совокупности — страшное будущее. Оба всего в нескольких сантиметрах друг от друга, смотрят, моргая в унисон, на экран, раскрывают рот и ничего не говорят.

А если Натали сейчас поднимет глаза, что она увидит? И что увидит Рамола?

— Извините, у меня не было свободной минуты справиться о вашем здоровье, Натали. Как вы себя чувствуете? — спрашивает доктор Колодны.

Она часовым на посту стоит в проходе, на ней резиновые перчатки (а раньше они на ней были?), взгляд прикован к одной Натали. Профессиональный лоск, и без того поблекший и поистершийся, окончательно ее покинул.

Рамола вскакивает с места и встает между врачом и подругой. Она смотрит то вперед, то назад, открывает и запахивает белый халат, вытирает лицо, бросает взгляд на часы и отчаянно старается не допустить разоблачения лжи о состоянии Натали, чтобы как-то протянуть последние пятнадцать минут, отделяющие их от прибытия в больницу. Хватит ли им времени? Дадут ли им его?

— Баю-бай, сассафрас, — произносит Натали низким, упавшим голосом.

Она выпрямляется в кресле, разрывая связь со своим отражением.

— А-а, у нас тут все в порядке. Спасибо, — уверяет Рамола.

Натали нажимает кнопку на телефоне и сует его в карман. «Ягодка устала», — говорит она. Опускает подбородок на грудь, проводит рукой по волосам, которые выпадают из-за ушей и занавешивают почти все лицо. Этот жест не случаен — она прячется от злого мира.

Доктор Колодны строгим тоном учительницы, стыдящей нерадивую ученицу, заснувшую на последней парте, произносит: