Сара Ведлер - Купид. Бесконечная ночь

— Ты что, влюблена в него?

Джолетт кривится, словно откусила ядовитое яблоко, когда произносит слово «влюблена». Или будто ей необходимо избавиться от какого-то ужасно мерзкого вкуса во рту.

— Влюблена? — Линн слышит, как пронзительно звучит ее собственный голос, — Нет, я не влюблена в него. Я люблю его. Я люблю его, сколько себя помню, — она не может больше смотреть на созерцательницу и опускает глаза. — Я его так люблю, что это причиняет боль, но он… он видит только ее. Он каждый раз делает что-то, что дает мне надежду. Перекидывается со мной парой словечек. Предостерегает от глупостей. Спасает жизнь. Я каждый раз думаю, что что-то для него значу… и тут появляется Кэтролл, и он смотрит на нее так, как никогда не смотрел на меня, и… — Линн больше не в силах сдерживаться и сама в шоке, что вдруг сумела подобрать слова. Слова, чтобы описать свои чувства, что так давно томятся внутри, что всегда смущали и лишали ее уверенности. Ей вдруг становится плевать, что о ней подумает созерцательница. Что может быть хуже, чем уже устоявшееся мнение созерцателей о них?

— Я не понимаю, почему он меня так мучает, — шепчет она, пялясь на носки своих сапог.

Созерцательница делает шаг к ней и кладет ей руку на плечо. Ее прикосновение — крепкое и решительное.

— Линн, — произносит она. Линн слышит в ее голосе опыт заботы о других людях. — Посмотри на меня.

Линн нерешительно поднимает взгляд.

— Он тебя не любит, — тихо говорит Джолетт и сама сглатывает. — Он любит другую.

— Но почему его тогда волнует, жива я или мертва?

— Потому, что ты ему кое-кого напоминаешь. Прежде чем много лет назад проснуться в маленькой, темной ванной, ты была подругой того, кто был важен для него. А теперь ты — воспоминание о том человеке, как старая фотография или особое украшение. И даже если он никогда не посмотрит на тебя так, как на Кэтролл, ты важна для него. Это единственный возможный способ, как ты может быть к нему ближе. Ты должна это принять. Иначе, сломаешься.

Линн смотрит на созерцательницу. В голове все идёт кругом. Воспоминание, всего лишь артефакт — вот что она для Слэйда?

— Много ты знаешь, — говорит она, но это звучит скорее упрямо, чем убедительно, как ей хотелось бы. Это звучит, словно она маленькая капризная девочка, которой не дарят щенка. Но она купид, черт подери! Устрашающий, жестокий, бескомпромиссный.

По крайней мере, такой она должна быть, но в глазах Джолетт она видит, что стражница не считает её такой. Линн, наконец-то, нашла слова, чтобы выразить свои чувства, но в то же время кое-что потеряла: свое лицо.

Она отталкивает Джолетт, освобождая себе дорогу, и быстрыми шагами направляется к остальным.

Я смотрю девушке-купиду вслед, прикусывая губу. Не нужно было вмешиваться, пытаясь подобрать правильные в данной ситуации слова — из меня никогда не получится особо жалостливого человека. Но досада на себя быстро затмевается внезапным осознанием: шоком от того, что я, по сути, пыталась подбодрить купида. Еще совсем недавно я видел в преследователях не более чем холодных, мерзких существ. А сейчас? Сейчас я знаю несчастно влюбленную девушку-купида, нет, несчастно любящую. Которая так сильно любит, что это причиняет боль. Постепенно начинают возникать сомнения: а было ли хоть что-нибудь из того, чему нас учили в школе созерцателей, правдой? Или мы всего лишь хорошо натасканные сторожевые псы, которых прежде всего отучили от способности самостоятельно мыслить и думать.

Внезапно за спиной раздается вопрос:

— Ты следила за мной?

Из комнаты, перед которой только что сидела на корточках рыжеволосая девушка, выходит Слэйд. Его взгляд невозможно прочитать. Кэтролл тоже покидает комнату. Она, в отличие от него, не представляет собой книгу за семью печатями. Ее взгляд полон презрения.

— Да, — признаюсь я. — Нам надо поговорить, — я указываю на блондинку. — Желательно наедине.

— Нет необходимости, — пальцы Слэйда и его спутницы бессознательно переплетаются. — Она в курсе.

— Она тоже помнит? — спрашиваю я, немного злясь, — Потому что Линн, к примеру, ничего не помнит, да и остальные, думаю, тоже.

— Нет, не помню, — отвечает Кэтролл, вместо него. — Я знаю только рассказы Слэйда, но у меня такое чувство, будто это не то, о чем ты на самом деле хотела узнать.

— Нет, — признаюсь я, снова переводя взгляд на лидера купидов.

— О чем же тогда? — спрашивает он, хотя уже давно догадался.

— Меня интересует, почему ты помнишь о событиях, произошедших до инъекций. Меня интересует, почему остальные купиды, как мне кажется, слепо бредут по жизни, думая лишь о следующем исцелении, в то время как ты имеешь такие обширные познания. Мне хочется узнать, чем закончилась история, чтобы решить, насколько я могу тебе доверять.

Мне хотелось, чтобы он поведал, как закончилась жизнь Тейлора и началась Слэйда.

…Война в Элизабет длилась много дней. Только почти спустя неделю пал дом № 24 — последний бастион бывших рабочих, и жители вынуждены были сдаться. К этому моменту было убито почти пятьсот дружинников. Промышленники были в ужасе. Проводя свой эксперимент с инъекциями, они надеялись на совершенно другой результат, на что-то хорошее. На прогресс, но только не это.

И теперь они стремились отомстить.

Пятьдесят выживших купидов были закованы в цепи и строем выведены из здания. Это были те, кто дольше всех продержался. Но они были не единственными, кто выжил. В общей сложности в плен попало три тысячи бывших рабочих. Три тысячи новых существ, которые в будущем рассеются по всему свету в вечной охоте за целителями. Но Слэйд и его соратники из дома № 24 останутся в британском мегаполисе, чтобы создать пресловутую группу лондонских купидов — наверное, самую устрашающую из всех. Но к тому моменту этого еще никто из них не знал.

Их вывезли из Элизабет на автобусах. Туннель был старым, его построили еще в домегаполисные времена. Он вел к месту, которое купиды снова увидят спустя много лет, но пока они и не подозревали, какая им уготована судьба. Сколько им еще осталось жить. Накажут ли их или казнят.

Слэйд сидел в одном из автобусов. Его одежда была грязная и пропитана кровью. Он собственноручно убил двести семьдесят солдат, наверное, большую часть из всех. Его всё время сопровождало чувство, что существует какая-то причина не сдаваться, что он должен продолжать бой. Но чувство так и не сформировалось ни в законченную мысль, ни тем более в уверенность. Он ничего не помнил о событиях, произошедших до того, как он очнулся на полу своей квартиры. В памяти было только несколько последних дней, только выстрелы, только смерть. Но теперь все контролировали дружинники. Один из них расхаживал по проходу автобуса, задевая спинки сидений дулом своего оружия и внимательно оглядывая каждого заключенного.