Артем Углов - Предел прочности. Книга четвертая [СИ]

- О Конкасан?

- А что Конкасан? Ищут они Петра Воронова, только хрен найдут. Укрытие надежное, пару деньков отлежишься и в «нулевку» отправим. А оттуда тебя ни одна собака вытащить не сможет.

- Почему не сразу, а только через пару дней? В синдикате дело?

- В Организации, - Мо заметно помрачнел. – Твой Марат еще полбеды, вот что с нашими делать, в толк взять не могу. Привези тебя всего такого красивого в бредовом состоянии, сразу вопросы возникнут, ответ на которые всегда один – закрыть на карантин до выяснения обстоятельств.

- Снова «Дом»?

- Не в «Доме» проблема... Ты не понимаешь всей сложности ситуации, - напарник тяжело вздохнул, взялся за и без того ослабленный ворот рубашки. – Душно здесь, дышать нечем. Квартиру за бешенные бабки сдают, а кондиционер починить не удосужились.

Я понимал, что вовсе не в жаре дело, точнее не в ней одной: столь незамысловатым образом напарник оттягивал начало неприятного разговора. Хотя по мне так вся наша беседа сплошная неприятность.

- Мо, не томи уже, - не выдержал я длинной паузы, - говори, как есть.

- Спишут тебя, курсант, как только узнают о повышенном интересе со стороны Конкасан. Это не просто поставить на виды, как певичку твою… Марат настоящую охоту объявил и не успокоится, пока вас с Марионеткой в собственное пользование не получит. Вы для него как…, - Мо прищелкнул пальцами, пытаясь придумать аналогию. Его любимые про шлюх и жратву не подходили, поэтому и подвис напарник заметно.

- Мы его Эльдорадо, - пришел я на выручку.

- Без понятия, что это значит… пускай будет Эльдорадо. Чиновникам от Службы Безопасности столь фанатичный интерес покажется странным, а от всего, что выходит за пределы понимания, у нас принято избавляться. Это куда проще, чем выносить на рассмотрение вопрос о существовании неведомых Тварей. Для наших чиновников проблема носит не научный, скорее мировоззренческий характер. Оглянуться не успеешь, как слабые духом додумаются до существования Бога, а это уже открытая ересь, в противовес всем существующим нормам.

- Меня убьют? – не поверил я.

- Нет, тебя просто отправят домой.

- Но это не решит проблемы Палача.

- Для того, чтобы проблема возникла, ее надо признать. А как ее признать, если само существование Палача поставлено под сомнение. Согласись, очень удобная позиция.

- Позиция страуса, засунувшего голову в песок.

Брови Мо удивленно поползли вверх. Ну да, все забываю, что некоторые заблуждения в иномирье отсутствуют, в том числе и про страуса, который в природе предпочитает убегать от опасности.

- Но если меня отправят домой…

- То наши и без того призрачные шансы остановить Палача превращаются в нуль, - подвел Мо итог разговору, – но об этом пока думать рано. Ты сил набирайся, а когда вернемся в «нулевку», тогда и обсудим. И это… бумаги подпиши, - напарник указал на документы, лежащие на столе.

- Что за документы?

- Расторжение контракта по обоюдному согласию сторон. И это… курсант, я тебя прошу, давай без лишних эмоций. Забудь про Майера, про певичку свою, не создавай лишних сложностей на ровном месте.

Мозес ушел, оставив после себя целый шлейф неприятных запахов, к которым со временем привыкаешь. И уже начинаешь различать за стеной едкого пота тонкие, едва уловимые нотки абрикосовых леденцов, жареного мяса с печеной картошкой и даже кожаного салона старого доброго «корнэта».

Контракт… Я с трудом поднялся с кровати и добрался до вышеозначенных документов.

Юлия Кортес Виласко с одной стороны и Пол Уитакер, представляющий интересы такой-то Организации с другой пришли к соглашению…

Перелистнул несколько листов - в конце стоял красивый, размашистый автограф юной певицы. Вот и все Петька, карьера телохранителя подошла к концу.

Взял лежащую рядом ручку и не раздумывая поставил подпись: одну, вторую, третью – на каждом из имеющихся экземпляров.

Проваливай в бездну, Юлия Кортес Виласко, ты и твой гребаный начальник охраны. Все-то ты знала с самого начала, потому и вела себя столь странным образом. А я дурак, все голову ломал над переменами настроения. Списывал на талант, на излишнюю эмоциональность, а ты ноги раздвинула только затем, чтобы привязался, чтобы не расторг контракт раньше времени.

А ведь точно - все сходится! Кажется, именно тогда впервые заговорил об увольнении.

И ведь сколь талантливо играла перепуганную девчонку. Хотя почему играла, боялась на самом деле. Этот Марат аль Фархуни натура увлекающаяся, мог и не заметить смерти одной юной певички. С тем же взбесившемся такси Юлия чудом спаслась.

Перед глазами мелькнуло перепуганное лицо девушки. И сердце дрогнуло, так и не сумев пропитаться достаточным количеством яда. Горячее дыхание на щеке, сомкнувшиеся вокруг шеи руки и взгляд, полный…

Стоп, так нельзя, Петруха. Не хватало еще размокнуть, как последней девчонки. Она… она тебя использовала, она во всем виновата. Не Майер, который всего лишь верный слуга при госпоже, а Юлия. Уверен, именно она сделала выбор, когда встал вопрос между бегством от вездесущего синдиката и будущей карьерой. Музыкальный Олимп жесток и ошибок не прощает: стоит исчезнуть на пару лет, и ты больше никогда не сможешь вернуться на его вершину. Объясняй потом равнодушной публике, что была вынуждена скрываться под чужой личиной, опасаясь за собственную жизнь. Зрителям глубоко плевать на все слова, потому как на небосклоне поп-сцены взошли новые звезды, а свет старых давно погас.

Права Кормухина, о будущем нужно думать. О бабках, о славе, о власти, только это имеет значение. Светка знала это лучше прочих, потому и шла уверенной походкой к цели, получив в качестве награды за старания богатого мужа.

И Кортес Виласко будет блистать на сцене ближайшие пять лет, а может и того больше, благо деловая хватка имеется. И кто вспомнит погибшего Моряка, кто вспомнит о телах на асфальте, что валялись переломанными куклами, кто вспомнит о Поле Уитакере, который едва не угодил в золотую клетку.

Перед глазами возник профиль склонившей голову девушки. Парящие над клавишами пальцы и волшебная музыка, что рождалась на свет из-под крышки королевского Рояля.

Какой же идиот, советовал подумать о смене репертуара. Вот уж она вдоволь посмеялась с подругами над глупым охранником, возомнившем о себе невесть что. Тоже мне, великий критик выискался.

Что популярность приносит то и поет. Надо будет про трусы петь, будет про трусы, надо будет перед стариками голой задницей вертеть и это сделает. Потому как о будущем думает, которое можно измерить деньгами, а не о не ведомых идеалах, которых на хлеб не намажешь и которыми сыт не будешь в трудную минуту.

Я пытался ненавидеть. Распалял себя гневными мыслями и домыслами, но отчего-то не получалось. Лишь вызвал тупую боль в сердце и глупое, совершенно алогичное желание вернуться в особняк. Сесть на пол и смотреть, как она играет, слушать дурацкую музыку. И что в ней такого особенного?