Игорь Давыдов - Viva la Post Mortem, или Слава Послесмертью [СИ]

Начало разговора охарактеризовалось решительным ударом кулака о стекло. То не выдержало напора укреплённого некромагией кулака и с обиженным звоном осыпалось, частично под ноги слечне Глашек, а, частично — внутрь салона.

— А, курва! — раздалось со стороны недальновидного автовладельца. — Ты что, совсем поехавшая?!

Ей-Семеро, этот глупец, по сути, подписал себе смертный приговор. Или что похуже. Спускать с рук челяди неуважение было не принято. И не просто так. Конечно, Жаки воспитывалась в традициях, призывавших относиться к безродным так, как хочешь, чтобы твой сюзерен относился к тебе, однако, подобное хамско-пренебрежительное поведение… слечна Кюсо даже в мыслях не могла себе представить, чтобы назвать курвой свою госпожу и благодетельницу.

Странной? Да. Чужеродной? Да. Но очень осторожно и вежливо.

— Ну как же можно? — Жаки не видела, что происходит в салоне, но догадывалась, что синеглазая некромагичка либо зажала ладонью рот этого хама, либо прикосновением к шее вызвала у того лёгкий паралич дыхательных путей. По крайней мере, замолчал тот чересчур резко. Прямо посреди слова. — Я ведь иду пешком. Это вы, батенька, на машине. Это вы — поехавший.

И пусть француженка не очень хорошо знала слечну Глашек, однако ей показалось, что здесь и сейчас эта безродная получала искреннее удовольствие от процесса. И пусть её лицо выглядело столь же бесстрастным, сколь и в тот день, когда Жаки довелось оказаться в вынужденных гостях у рода Маллоев.

В тот раз Лешая говорила правду. В тот раз в этом не было ничего личного.

Но прямо в этот конкретный момент в глазах слечны Глашек, выволакивавшей проштравившегося водилу из уютного салона авто за горло, читалось крайне плохо скрываемое хищное ликование.

— Инспектор Воржишек! — обратилась к своему спутнику госпожа. — Ой, простите… шеф, шеф Воржишек! Скажите мне, разве в Богемии разрешено использовать клаксон вблизи жилых массивов без достойной причины?

— В Богемии, в принципе, запрещено использовать клаксон в любой ситуации, кроме как в той, в которой его использование поможет избежать аварии, — сдержанно пояснил мужчина. — Бибиканье всуе, на самом деле, как раз наоборот, способствует автокатастрофам. Особенно, когда на дороге присутствует неопытный водитель.

Он вовсе не выглядел удивлённым или взволнованным. Но это и понятно: с чего бы полицейскому, тем более, опытному, быть в шоке от вида шляхты, взявшей вопрос правосудия в свои руки.

— Но наказание за это предусмотрено не очень большое, — беспечно пожал плечами шеф Воржишек. — Двадцать пять злотых.

— А что полагается за оскорбление шляхты? — уточнила госпожа, игнорируя довольно-таки вялые, но настойчивые попытки пленника разжать пальцы, сомкнувшиеся на его горле..

— На усмотрение некромага, — поспешила ответить Жаки. — Вплоть до смерти в случае, когда оскорбивший проживает на территориях, вверенных оскорблённому, либо же оскорблённый получил такое право от владеющего указанной землёй сюзерена.

— Замечательно, — осклабилась Лешая. — Что же… я проявлю милосердие, и всего-то конфискую транспортное средство в пользу фонда реконструкции Слепы улицы, и аннулирую водительские права человека, которому, определённо, стоит сдать экзамен на право ромдомдомить по дорогам Праги. Годика этак через два.

Некромагичка разжала пальцы, и её пленник безвольно осел на разбитый асфальт. Ему бы ноги целовать госпоже за проявленное той милосердие, но что-то подсказывало Жаклин, что ни о какой благодарности со стороны этого безмозглого индивида речи не могло и быть, даже имей тот физическую возможность уделить внимание деятельности иной, кроме как жадным попыткам заграбастать в страждущие лёгкие как можно больше воздуха.

— Пятнадцатый, подгребайте с напарником у пятому подъезду дома пятнадцать по Слепе Улице, — произнёс шеф Воржишек, склонившись к закреплённой слева на груди рации, после чего весело усмехнулся. — Проклятье, почему подъезд-то пятый, а не пятнадцатый?

— Мир не совершенен, — развела руками слечна Глашек, после чего обратила, наконец, своё внимание на Жаки. — Мы тут на время застряли, а эта какофония оскорбляет моё чувство прекрасного… скажи, ты поняла, что именно сейчас произошло?

Вопрос слегка застал француженку врасплох. В конце концов, ничем особенным события последних нескольких минут не выделялись, если не считать, конечно же, ошеломительно самоубийственной глупости виновника мероприятия. Госпожа действовала в рамках правовых норм и проявила излишнюю мягкость, однако от неё ожидать иного и не следовало бы.

Слечна Глашек была слишком жалостливым человеком. Даже по отношению к людям, к которым она испытывала личную неприязнь.

Жаки уже хотела-было озвучить свои мысли вслух, и даже открыла для этого рот, но осеклась, поймав себя на мысли, что Лешая известна большинству представителей челяди именно как чрезмерно жестокая особа. Ведь даже её прозвище было самым злым и потусторонним из всех, какие только могло осмыслить сознание среднего форгерийца.

Слечна Глашек хотела выглядеть злой и жестокой, однако же быть, при этом, милосердной и мягкой. Она желала помогать челяди, но не желала, чтобы та обнаглела сверх всякой меры и забралась Лешей на шею, свесив ножки.

Против воли губы француженки изогнулись в заговорщески-широкой улыбке. Девушка прижала левую руку к груди и склонилась пред госпожой столь низко, чтобы у той не осталось ни единой крупицы сомнений относительно почтительности златовласой подчинённой.

— Ответственный за оскорбление вашего слуха понесёт заслуженное наказание, слечна Лешая.

4.

Поиски источника беспокойства заняли не очень много времени: нужно было просто протопать до самого конца дома, чтобы обнаружить там погрузочную зону аккурат напротив одного из подъездов. Это уже выглядело каким-то издевательством — любой, кто хоть раз присутствовал на процедуре приёмки товара, вполне себе представляет, насколько это шумное мероприятие — однако ведь проблемой был отнюдь не грохот ящиками или паллетами.

Музыка доносилась из открытой двери салона небольшой потёртой грузовой машинки, рядом с которой пристроились на корточки двое молодых людей характерной румынской внешности в рабочей одежде: впрочем, было бы странно, если бы любителями этнической рэпчины оказались коренные богемийцы. Не то, чтобы последние не бывали хамлом или обладали исключительно достойными музыкальными пристрастиями. Просто так сложилось. Просто чуждый стиль музыки на чуждом языке воспринимался вдвойне отвратительным. Богемийский, например, успел стать для Жаки даже более родным, чем французский, который слышать доводилось чуть ли не исключительно в исполнении родителей.