Ким Робинсон - Министерство будущего [litres]

Когда все на свете начнут шутить друг о друге как швейцарцы, когда все в мире обретут достоинство, все придет в норму. А пока что я, старуха, прожившая почти всю жизнь в лагерях беженцев, могу стоять на улице перед маленьким кафе, наблюдая ранний закат, обычный в этих краях, все в тени уже к трем пополудни. Тенистая деревушка в глубокой выемке между гор, спокойная деревушка, сонная деревушка. Что бы ни случилось в прошлом или будущем, настоящее – это сегодняшний день. Еще немного постою и вернусь в дом.

В канун поста и карнавала Артур Нолан прислал сообщение. Он успевал вернуться в Цюрих, можно ли составить Мэри компанию?

Да, ответила она. Потом остаток дня вспоминала Артура, гадая, чем обернется его возвращение. Она была рада, что Арт смог приехать. Неужели досрочно прервал тур?

Мэри приехала в Дюбендорф посмотреть на спуск «Небесного клипера» в большом новеньком аэропорту для дирижаблей. Появившись на трапе, Арт заметил Мэри и расцвел. Какой он худой.

Мэри проводила его до кооперативной квартиры. Когда Арт опустил небольшую сумку с вещами на пол, она с любопытством осмотрелась. Здесь раньше жил Фрэнк. Кто его еще помнил? Возможно, кроме нее, больше никто. Или родители, если живы. Смерть сына, должно быть, страшно их огорчила. Ужасно видеть, как душевное заболевание множит мучения, постепенно отрезает людей от мира. Для Фрэнка она сделала все, что могла, они подружились, Мэри его даже по-своему любила. Ничего не поделаешь.

Мэри и Артур поднялись на трамвае до ее дома. Увидев квартиру бывшей министра, Артур рассмеялся. Пройдясь до дальней стены – дальше, чем у нее могло бы получиться, он пошутил, что Мэри сняла квартиру соразмерно его росту.

Они поужинали в соседней траттории. Арт рассказал, куда летал в последнем путешествии: в основном в Среднюю Азию, покружил над отрогами различных горных хребтов, где для животных было настоящее раздолье, был на Кавказе, Памире, Каракоруме, Алтае, Гиндукуше, в Гималаях. Летали к пику Ленина на Памире, Таджикистан почти целиком превратился в дикий заповедник, несовершенный, зато настоящий. Пассажиры видели снежного барса, черномордых лангуров, множество другой живности. Люди населяли эти горные массивы тысячи лет, своим характером этот край напоминал Швейцарию, но отдельные части были так дики и непроходимы, что человеку от них не было никакой пользы. Друзья Арта Тобиас и Джесси помогали создавать «дикий мир антропоцена», играя роль «дикого» крыла «Половины Земли», с ними сотрудничали правительства многих стран, помогая создавать один бескрайний интегрированный заповедник с системой коридоров, местные туземные народы работали смотрителями или просто жили на этих землях, позволяя природе делать свое дело.

– Здорово! – прокомментировала Мэри. – Туда я бы съездила.

– Правда? Потому как я собираюсь повторить полет.

– Если полечу, то хотела бы побольше времени проводить на земле, – призналась она. – Пожить немного на одном месте, посмотреть, что там происходит.

– Я мог бы высадить тебя, а потом забрать.

– Хорошая мысль.

После ужина Артур обнял ее и направился к остановке трамвая.

На следующий день в Цюрихе проходил карнавал «Фастнахт». В этом году Жирный вторник пришелся на 14 февраля. Арт зашел за Мэри. Открыв дверь, она застала его в комбинезоне из серебристой парчи и красной пластмассовой шляпе. «Ты в этом наряде замерзнешь», – предупредила она. Сама Мэри облачилась в длинную черную накидку и захватила с собой венецианскую полумаску, которую можно было надеть при случае, – прекрасную кошачью морду. Маска мешала смотреть, чтобы носить ее все время, но выглядела превосходно. Мэри надела ее, чтобы продемонстрировать. «О-о, я обожаю кошек», – выпалил Арт.

– Я знаю. Не хочешь взять напрокат пальто?

– Обойдусь как-нибудь.

Они нырнули в темноту раннего вечера. Как нередко бывало в прошлом, карнавальная ночь выдалась холодной. Воздух совсем остыл, температура упала ниже нуля. На участников карнавала погода оказала странное воздействие, большинство, как и Артур, надели слишком легкие для таких низких температур наряды. Однако швейцарцы закаленный народ по части холодов, Арт, очевидно, был того же десятка. Прогуливаясь под ручку по Рэмиштрассе, они видели людей в юбках из травы, гавайских рубахах с короткими рукавами, в бикини, но также в меховых шубах, мундирах оркестрантов, национальных нарядах разных стран и дешевых имитациях всякого рода кантональных костюмов. Почти все фланирующие прохожие держали в руках какой-нибудь музыкальный инструмент. «Фастнахт» в Цюрихе – музыкальное событие. На каждом углу одна-две группы музыкантов играли для собравшихся зевак. Некоторое время Мэри с Артом слушали группу со стальными барабанами, выстукивавшую зажигательный тринидадский ритм. У них за спиной в воздух бил фонтан, струи взлетали в такт музыке. Внутренний край фонтана опоясывала полоса из намерзших луковиц льда.

Ниже по Рэмиштрассе они прошли мимо роскошных магазинов с богато украшенными витринами. Надолго задержались перед лавкой альпийских диковин – отполированных камней, жеодов, капов и деревянных кубов. Выкладку оживлял зверинец из чучел альпийских животных. Тут же на стенах были распялены, как произведения искусства, меховые шкуры. Арт, чтобы рассмотреть их, прижался носом к витрине.

– Кто они? – спросила Мэри.

– Трудно сказать. С чучелами все понятно. Это – лиса, это – куница. Насчет шкур не уверен.

– Жалко зверей, а?

– Как сказать. Мертвому животному без разницы, сделают из него чучело или сдерут шкуру. Мне однажды попалась мертвая сова, отлично сохранившаяся, огромный экземпляр, я отвез ее таксидермисту, и он сделал чучело. Прекрасная работа, я держал ее у себя несколько лет.

– Что с ней случилось?

– Не помню. Мне тогда было лет десять.

На следующем углу на свирелях и гитарах играла группа музыкантов из Анд в красочных серапе. Эти были хотя бы одеты по погоде. Пели почти в унисон, но не на испанском – очевидно на кечуа. Исполнители-профессионалы или, на худой конец, профессиональные уличные музыканты. Мэри с Артуром долго не уходили и слушали – так долго, что Мэри замерзла и потащила Арта в Нидердорф.

Здесь они обнаружили, что на вечер Цюрих выпустил на волю своих львов, от чего, всякий раз встретив новый прайд, Арт радостно вскрикивал. Мэри рассказала все, что вычитала неделю назад в газете: львы сделаны из стеклопластика в натуральную величину, отлиты в десятке, если не больше, разных поз, раскрашены разными группами добровольцев в разные цвета и в 1987 году были расставлены по всему городу в ознаменование двухтысячной годовщины его основания. «Римский Турикум», – вставил Арт. Мэри согласно кивнула. «После торжеств, продолжавшихся целый год, – продолжала она, – большинство львов продали с аукциона». Городские власти на всякий случай оставили пару сотен на складе в автобусном депо. Карнавал в этом году был почему-то объявлен особым, поэтому пара проходила мимо львов, раскрашенных под альпийские луга, языки пламени, бело-голубой флаг Цюриха, в цвета трамвайных билетов, под зебр и морских змеев, британский флаг (оба сказали «фу!»), в стиле «ар деко», под гранит или кирпич. Арт заметил, что позы львов напоминают геральдические – отдыхающий, восстающий, атакующий, прямо смотрящий, соединенные. А у этого голова срезана по уши.