Ким Робинсон - Министерство будущего [litres]

Давосская встреча продолжается семь дней, хотя не все приезжают на целую неделю. Две с половиной тысячи бизнесменов и политиков с небольшой прослойкой шоуменов – вот откуда взялся Джеггер. Днем проходят заседания по группам интересов и продолжительные обеды. Обсуждаются все насущные проблемы – множество вариаций на тему управления стадом во все более беспокойном мире и помощи тем, кто больше всех нуждается. Филантропия инкорпорейтед! Грандиозными усилиями доля женщин, говорят, была доведена с шести до двадцати четырех процентов, организаторы поздравили себя с прогрессом и пообещали продолжить работу над вопросом, который не так просто решить, ведь большинство богатых людей и политических лидеров, по стечению обстоятельств, мужчины. Джеггер, возможно, еще и поэтому заскучал.

Расходы на охрану делят между собой организаторы, швейцарский кантон Граубюнден и федеральное правительство Швейцарии. Кое-кто в Швейцарии критикует эти траты; с другой стороны, если хозяева мира избирают местом ежегодных встреч Швейцарию, то это лишь помогает поддерживать ее загадочную репутацию самой богатой страны планеты вопреки тому, что репутация эта ни на чем не основана. Ну, если только на красоте Альп и мозговитости местного народца, однако насчет и того, и другого у меня есть серьезные сомнения. Зовите меня «давосским скептиком».

Раньше здесь случались протесты, но теперь все тихо. В город сложно попасть, оборонять его нетрудно. Вдобавок конференция все меньше считается важным событием – подумаешь, кучка богатеев собралась потусоваться. Что есть истинная правда, отвечаю я. Поэтому протестов практически не бывает. Это, как потом говорили, предоставило удобную возможность.

На той конкретной встрече мы едва успели собраться вместе и приступить к серьезным занятиям – еде, питью и разговорам, – как вдруг выключился свет и мы все оказались в кромешной темноте. «Генераторы, – весело вскричали мы. – Включите долбаные генераторы!»

Не тут-то было. Старая охрана куда-то подевалась, вместо нее мы увидели новых охранников в масках, они охраняли нас совершенно в другом смысле. Все стали говорить, что за херня, – охрана не обращала внимания; попытались выйти наружу – не пускают. Все двери заперты. Весь город перекрыт. Через несколько часов стало известно, что противотанковые надолбы, которые устанавливались сто лет назад против нацистского или советского вторжения, напоминающие гигантские акульи зубы, вновь выросли на дорогах в долине и на соседних перевалах. Даже альпийские горные тропы, ведущие в долину, временно потеряли проходимость, потому что их залили мгновенно застывающим пенобетоном. Новая охрана нас скорее сторожила, чем охраняла. На все вопросы – молчок. В воздухе над головой с гудением кружили дроны. Ходили слухи, что они немедленно скапливались вокруг пытавшихся прорваться вертолетов, заставляя их отворачивать назад, и даже вызвали несколько аварий.

– Наконец-то хоть что-то интересное, – заметил кто-то. Большинство, впрочем, подумало: «Не слишком ли?»

Через динамики передали, что нам не причинят вреда и что нас через неделю отпустят на все четыре стороны. Нам сказали, что захвачено лишь расписание событий, а не мы сами, хотя это, как мы сразу же возразили, было явной неправдой. По сути, возражать было некому – все охранники носили каски с очками и не реагировали на нас вообще, если только на них не нападали, а в таких случаях ответ был решительным и неприятным, как в новостях о демонстрациях протеста. Дубинки, перцовый аэрозоль и одиночная комната, чтобы охладить пыл. Народ перестал рыпаться. Громкоговорители на наши возражения тоже не отвечали.

Потом начали отказывать удобства. Первой перестала работать канализация, нам пришлось импровизировать, придумывать систему, где и как облегчаться. Жалкий Давос! Ничего не оставалось, как ходить в лесочек. В городе после нас осталось немало кучек дерьма, однако мы быстро выкрутились и придумали систему импровизированных отхожих мест.

Потом перестала течь вода из кранов, что, признаться, нас напугало. Посрать можно и в лесу, а вот пить один виски невозможно, хотя некоторые пытались. Иных устраивало потреблять влагу в виде вина, по четыре сотни за бутылку. Вина у нас было завались. Выяснилось, что по городу по выложенным камнем каналам бегут два альпийских ручья – кое-где в подземных коридорах, а кое-где в глубоких открытых каналах; мы нашли ведра и пили воду из этих ручьев, иногда кипятили, иногда нет. На вид вода была чистая. Пару часов назад еще была снегом.

Еду приносили в коробках, нам также разрешали самим готовить в городе. Мы справились и с этим, чем очень гордились. Не сидеть же все время на месте. Среди нас нашлись превосходные повара.

На третий день на площади были оставлены поддоны с химическими туалетами, мы их собрали и установили в санузлах, открыв последние для пользования, хотя водопровод по-прежнему не работал. Наступило в прямом смысле облегчение, потому что теперь мы могли облегчаться почти в привычной манере, пусть и в мерзких условиях. Как на фестивале в Вудстоке, только без музыки.

Воду включили на четвертые сутки, коробки с едой стали поступать регулярно. В свободное от готовки и уборки время нас приглашали посетить так называемый лагерь перевоспитания. Видимо, нас похитили маоисты, потому что только маоисты наивно верят в силу пропагандистских лекций. Слова отскакивали от нас как горох и даже служили источником веселья. Свое образование мы уже получили и знали, что к чему.

Воспитательные материалы, которыми нас потчевали, заслужили всеобщую отрицательную оценку. Столько штампов! Сначала крутили фильмы о голодающих в бедных странах. Съемка, конечно, велась не в концлагере, однако кадры живых взрослых и детей немного его напоминали. Фильм выглядел как самый длинный в мире рекламный ролик благотворительного общества. Мы свистели и отпускали язвительные реплики, однако две с половиной тысячи самых успешных людей планеты добились своего статуса не путем дурацких оскорблений. Иногда требовались и применялись навыки дипломатии. Кроме того, мы были уверены, что нас тайком снимают, чтобы потом сделать какое-нибудь перевоспитательное реалити-шоу. Поэтому мы в основном сидели, смотрели эту комедию и перешептывались, как зрители в кинотеатре.

Тем не менее картина того, как до сих пор живут самые бедные люди планеты, действовала отрезвляюще. Все равно что перенестись на машине времени в двенадцатый век. То, что мы сами были лишены туалетов с проточной водой и немного голодали, несомненно, усиливало эффект, хотя все прекрасно понимали, что такое обращение было задумано именно в целях их бессмысленного мероприятия, своеобразного курса терапии отвращения.