Ким Робинсон - Министерство будущего [litres]

– Это почему же?

Я призналась, что не знаю. Синергия кнута и пряника, человеческая психология – темный лес. Почему люди поступают так, а не иначе – это епархия Мэри.

Дик заметил, что для экономистов что пряник, что кнут – не более чем стимулы, а потому одинаковы, хотя и предполагается, что кнуты эффективнее пряников.

Мэри решительно затрясла головой. «Ни хрена подобного! – заявила она. – Мы животные, а не экономисты. У животных положительное и отрицательное заметно различаются. Пинок или поцелуй, бог ты мой». Она обвела нас взглядом и добавила: «Еще большой вопрос, кто из вас двоих меньше похож на человека – компьютерный ботан или экономист».

Оба референта согласно кивнули. Это фактически предмет гордости. Оба пытаются переплюнуть друг друга, продемонстрировать научную объективность в духе Спока из «Звездного пути», значительность целей и так далее. За Диком в этом плане иногда забавно наблюдать.

Мэри заметила кивки и еще раз вздохнула.

– Ну хорошо, если поставить в один ряд и негативные, и позитивные побуждения, толкающие нас к определенному поведению, то мы начинаем вести себя соответствующим образом. Условный рефлекс, так? Раздражитель и реакция. С чего начать?

– Если дюжина крупных центральных банков согласятся действовать заодно, дело сдвинется с мертвой точки, – ответила я.

– То же самое можно сказать о чем угодно! Каков минимум, необходимый для успеха?

– Любой центральный банк может поэкспериментировать. Лучше было бы, если на это пойдут в США, Китае и ЕЭС. Индия наиболее мотивирована действовать в одиночку, они по-прежнему очень встревожены высоким содержанием углерода в атмосфере. Однако, как говорится, в большой компании веселее.

Мэри попросила еще раз объяснить, как учитывается время.

– Центробанки могут попросту обнародовать ставку доходности, по которой планируют делать выплаты в будущем. Инвесторам понравится, у них появится уверенность. Они смогут открывать длинные позиции и секьюритизировать более спекулятивные. Кнут углеродного налога со временем должен приобрести бо́льшую силу. Зная ставку налога, а также имея опубликованную информацию о том, насколько она повысится в будущем, зная долгосрочную гарантированную ставку доходности для инвестиций в карбон-койн, нетрудно сопоставить стоимость сжигания углеводородов и выгоду от связывания углерода. Курсы обычных валют плавают на валютном рынке относительно друг друга, но если стоимость какой-либо валюты со временем гарантированно возрастает, то инвесторы начинают ее ценить больше других. Благодаря метке времени, гарантирующей рост стоимости, такая валюта никогда не потеряет силу на валютных рынках. Карбон-койн задуман так, что мог бы со временем заменить доллар США в роли главной мировой валюты.

– Мэри, это похоже на сложные проценты, – напомнил Дик.

– Да, – сказала я. – Но курс будет отвязан от текущих процентных ставок, которые нередко опускаются до нуля и даже становятся негативными. Карбон-койн не потеряет свою стоимость, что бы ни случилось.

– Может возникнуть ловушка ликвидности, – заметил Дик. – Инвесторы начнут накапливать деньги ради надежности вместо того, чтобы пускать их в работу.

Я отрицательно покачала головой.

– Ставка должна быть достаточно низкой, чтобы койн считался просто страховкой.

– Если центральные банки решат поднять объем углерода, необходимый для получения карбон-койна, они могут восстановить баланс с помощью других надежных активов, например, казначейских или инфраструктурных облигаций, – ответил Дик. – Это увеличит ликвидность и позволит трейдерам играть на коротких позициях, что они иногда любят делать.

Я согласилась: хорошая идея.

– А наше министерство не могло бы выпускать карбон-койны? – спросила Мэри.

Я покачала головой.

– Для этого нужна способность выкупать койны по минимальной ставке, иначе люди в них не поверят. Нам не хватит резервов.

– У нас на зарплату и ту денег не хватает, – согласилась Мэри.

– Мы заметили, – пошутил Дик.

Я была рада, что план ему понравился.

Мэри объявила встречу законченной. «Подготовьте развернутое предложение, – распорядилась она. – Чтобы я могла показать его центробанкам и выступить в его защиту. Встречи с банкирами уже назначены. Посмотрим, что выйдет».

Я секрет на службе у всех. Сначала вы должны сосчитать все мои блоки и перевести их в знаки, которые меня не характеризуют. Блоки и знаки скованы цепью; с помощью знака, который меня не характеризует, вы можете открыть и прочитать то, что я в себе заключаю. В обмен на меня люди предоставят вам свои обязательства; если злоумышленник похитит меня у вас, вы сумеете найти меня и сообщить всему миру, где меня прячут. Я начинался как бессловесная фраза, ключ от любого замка; теперь же, отперев все парадные двери, я стал ключом, который запирает черный ход, дабы злоумышленники не могли скрыться с места преступления. Я ничто, благодаря чему происходит все. Вы обо мне не знаете, не понимаете меня, и все же, если вы ищете справедливости, я помогу вам ее обрести. Я блокчейн, я криптография, я шифр. Используйте меня.

Самый старый лед находится ближе к центру Антарктиды, между Трансантарктическими горами и хребтом Гамбурцева. Горы Гамбурцева почти такие же высокие, как Альпы, но полностью укрыты льдом; их обнаружили во время облета с помощью радара подледного зондирования. Между этим недавно обнаруженным хребтом и Трансантарктическими горами пролегает плоская равнина; покрывающий долину лед, по мнению ученых, не уйдет из нее по меньшей мере еще пять тысяч лет. Лед в других частях континента сползет в море через несколько десятилетий. Козырное место.

Понятное дело, что эта точка максимальной секвестрации углерода в ледяном покрове находится далеко от побережья, полярный ледниковый щит в этом месте имеет толщину три километра, то есть возвышается на эту величину над морем, потому как скальное ложе ледника находится чуть ниже уровня океана. Перекачка сюда морской воды потребует очень больших затрат энергии. И много труб. Посчитайте сами и увидите: вариант безнадежный.

Тем не менее нашлись люди, пожелавшие рискнуть. Смельчаки эти, похоже, не дружат с арифметикой, зато при деньгах. Главным представителем этого любопытного народца был русский миллиардер из Кремниевой долины, которому идея полива Антарктиды морской водой показалась настолько оригинальной, что он решил профинансировать эксперимент. Когда речь заходит об Антарктиде, негоже воротить нос от любых спонсоров. Я, по крайней мере, никогда не воротил.

И вот, когда в Южном полушарии еще стояло лето, целая эскадрилья частных самолетов вылетела из южноафриканского Кейптауна, где в аэропорту есть отдельная стойка с надписью «АНТАРКТИДА» (блеск!). Мы высадились на шельфовом леднике Фильхнера, вдающемся в замерзшее море Уэдделла. Разгрузились и оборудовали поселок из юрт, домиков «Джеймсуэй» и палаток, выглядевших совсем крохотными на безбрежном ледяном поле. Такими они, собственно, и были. Даже поселки для туристов у возвышенности Пайонир-Хайтс и на берегу Принцессы Астрид больше нашего. Однако наше стойбище служило пунктом доставки растущего ассортимента специализированного оборудования. Кое-что для операции выделила «Транснефть», российская государственная трубопроводная корпорация. Самую крупную установку – гигантский насос – на берег шельфового ледника Фильхнера доставил и путем замысловатой процедуры сгрузил большущий российский ледокол. Водозаборные трубы продели сквозь морской лед, а магистральные подсоединили к насосу и проложили в глубь материка поперек ледника Фильхнера и шапки полярного льда, мимо южного полюса, к Куполу Аргус – высшей точке Восточного антарктического ледяного щита. Купол возвышался над окружающей территорией, отчего по энергетическому эквиваленту не уступал горам Гамбурцева.