Ким Робинсон - Министерство будущего [litres]

В итоге получилось не пятьдесят, а семьдесят четыре. Итак, надо высосать шестьдесят кубических километров воды из-под семидесяти четырех ледников. Подумаешь. Ерунда!

Особенно в сравнении с 3600 кубическими километрами, верно?

Мы наметили пробурить и обсадить двадцать скважин в леднике Пайн-Айленд. После этого выкачать столько воды, сколько получится. Идея была не так уж плоха. В районах выше широты Антарктиды колодцы бурили, вычерпывая невосполнимые запасы воды для ферм, как в бассейне Огдалилла. Это мы умеем! Все проблемы будут решены!

Ладно, не все. Не надо придираться. Если уровень моря поднимется хоть на метр, все пляжи мира исчезнут, а с ними вместе – морские порты, прибрежная инфраструктура, засоленные болота и много чего еще. Как еще в 2016 году заметил в своей работе Хансен со товарищи, если скорость повышения уровня океана будет удваиваться каждые десять лет, быстро наступит пипец, все прибрежные города мира будут разрушены, ущерба на квадрильоны долларов, если только его вообще можно оценить. Сколько стоит земная цивилизация? Сама попытка ответить на этот вопрос доказывает, что вы дурак – и в моральном, и в практическом плане. Ну, экономисты делают такие расчеты постоянно, но у них работа такая, и они считают, что в этом есть смысл. В данном случае проще развести руками и сказать: цивилизация есть непостижимая для человеческого разума фискальная бесконечность.

Торможение антарктических ледников, разумеется, не остановит повышение уровня моря. Но если замедлить скорость движения самых крупных ледников на девять десятых до той, какой она была в старые добрые времена, уже хорошо. А лучше сделать то же самое в Гренландии, там лед сползает еще быстрее, и хотя его меньше, чем в Антарктиде, если он весь растает, уровень моря повысится на семь метров. Почему бы и там не поработать? Рельеф Гренландии проще, практически это каменная бадья с узкими трещинами. Заделай их, чтобы не пропускали воду, и уровень моря заметно стабилизируется, будет нарастать примерно на миллиметр в год, повышение на один метр займет тысячу лет. За это время можно связать достаточно углекислоты, чтобы сократить ее содержание в атмосфере до 350 частей на миллион. Черт, да этого времени хватит для запуска еще одного ледникового периода!

Главное, проблема роста уровня мирового океана будет решена, пляжи не исчезнут.

Сегодня вечером в палатке кто-то спросил: так вот чем мы здесь занимаемся? Геоинжинирингом? Да какая разница! Что в имени? Пусть это будет Глобальная Единовременная Операция, Санкционированная Тронувшимися От Паники Правительствами И Напуганными Государствами – ГЕО-СТОППИНГ. Называйте как хотите, только не надо сжимать очко и голосить о невозможности предвидеть последствия, о том, что наши действия вызовут ответку, которая окажется хуже задуманных действий и так далее. Есть якобы вещи, которые человеку не положено знать – ага-ага. Нам положено знать все, что можно установить. Хватить малодушничать. Я первый скажу вам, какие побочные эффекты можно ожидать от замедления ледников в Антарктиде – никаких! Вообще. Кроме того, что пляжи и прибрежные города не уйдут под воду.

Раз план реален, а он, похоже, реален, то мы его выполним. Наша группа относительно мала. Проект дорог, но он нам по зубам. Достаточно пробурить несколько скважин в других местах, выкачать из них воду, обеспечить подогрев. А главное, завезти сюда людей и материалы. Да, это рискованно и дорого обойдется, но если быстро подсчитать расходы на операцию и умножить на сто, даже на тысячу, в итоге получим около десяти миллиардов долларов. Ну, может, расходы превысят этот уровень, когда работа развернется по-настоящему. Хорошо, пусть пятьдесят миллиардов долларов. Почти задаром!

Каждое утро я просыпался с желанием поскорее выйти на работу. Кстати, я всегда себя так чувствую в Антарктиде. Сборные домики, санные поезда, палатки, Мак-Таун – встаешь, стараешься не замерзнуть во время завтрака и подготовки, снаряжаешься, выходишь за дверь, и р-раз – морозный солнечный воздух, как выпитая залпом стопка водки и шлепок по лицу. Глаза слезятся от атаки с двух сторон. Плевать. Идешь к линейке аэросаней. Заводишь и вперед, по колее к последней скважине. Дороги для аэросаней размечены флажками, по ним легко судить о силе ветра. Если ветер сильный, будет очень холодно, в Антарктиде это – закон. Поэтому всегда говорят: губит не холод, губит ветер. Но даже когда ветра нет совсем, все равно холодно. Ветер же пробирает насквозь, никакая одежда не спасает. Чтобы полностью от него защититься, нужен космический скафандр, но и в нем будет зябко.

Сегодняшний объезд показал: все скважины работают исправно. Насосы качают, нагревательные элементы не позволяют воде замерзать. Линии от каждого насоса уложены прямо на лед и подсоединены к главному трубопроводу, это напоминает Аляску, нагреватели – через каждый километр, и еще узлы, через которые можно прогнать скребок, чтобы убрать скопившийся лед. Вода по трубопроводу идет вверх по пологому склону – занятное решение, ее можно было бы сбрасывать по откосу прямо в океан, на уровень моря это не повлияло бы. Люди предпочитают аккуратность.

Антарктида – странное место, трудно передать словами. Не бывавшим здесь не объяснить, как она выглядит и что ты тут чувствуешь. Чистый сухой воздух усиливает обман зрения и ощущение нереальности. Нередко ничего не видно, кроме неба и снега. Так часто бывает. Небо без единого облачка. На побережье иногда наползают облака – намного чаще, чем на полярное плато. А так почти всегда синее небо да белый снег. Иногда гладкий, иногда в застругах. Заструги и даже абсолютно ровный снег выглядят по-разному от того, стоишь ли ты лицом к солнцу или спиной. Когда смотришь в сторону солнца, ледяная поверхность сверкает, белизна слепит. Если отвернуться, она почему-то темнеет, может, из-за поляризации солнечных очков, тени на снегу кажутся совсем черными, а белая равнина внезапно выглядит холмистой, утыканной черными плоскими буграми. Разум отказывается переваривать такие контрасты. Почему же эти места считаются прекрасными? Не знаю. Может, не все люди так думают. Но мне Антарктида нравится.

Похоже, завтра мы сможем закончить последние проверки и объявить работу законченной. Примерно через год мы сможем сказать, насколько удалось затормозить монстра. Или через пять лет – для верности. Люди, конечно, поторопятся раструбить или об успехе, или о неудаче. Но если уж вбухивать в эту затею миллиарды долларов и обучать все новые и новые группы, лучше не торопиться с заявлениями. Люди – одно из самых узких мест плана. Работа требует определенного опыта. С другой стороны, если закрыть все операции нефтедобычи, как собираются сделать, масса народу потеряет работу. Сама по себе здешняя работа мало чем отличается от нефтянки. Многим она покажется даже легче. Проще грибов, холодно только. Хотя, если ты работал в Саудовской Аравии, холод может показаться благом. А если на Аляске, то никакой разницы. Да, эта часть плана должна оправдать себя. У нас здесь всего пятьдесят человек, с работой справились бы и тридцать, почти половина из нас изучает работу другой половины или привычно занимается наукой. Даже если увеличить это число в несколько раз, цифры выглядят пустяковыми.