Кир Булычев - Сочинения в трех томах. Том второй. На днях землетрясение в Лигоне. Голые люди

— Я вас не понял.

— Почему вы пришли за этим сейчас, в спешке, когда в любой момент может начаться землетрясение?

— Именно поэтому, отец, — сказал я. — Мы переживаем дни, которые могут прервать нить нашей жизни. И я хочу успеть…

— Неубедительно, князь, — сказал капитан. — Давайте вернемся к разговору через месяц.

— Могу ли я считать, что мои слова приняты благосклонно и я впредь могу именовать вас отцом?

— Подождите, князь. — Старый шакал не верил в мою искренность. И был прав. — Мы еще не спросили Лами.

— Я сам спрошу ее.

— Вы не увидите ее в ближайшие дни.

— Я надеюсь увидеть ее сегодня. На озере. Вам не скрыть красавицу от воина, едущего на боевом слоне… — Я весело засмеялся.

— Хорошо, князь. Я не могу вас останавливать. Вы хотели еще что-нибудь сказать?

— Да, отец. Только два слова. Комендант Танги капитан Боро вместе с вашими полицейскими уехал в сосновую рощу за монастырем. Кто-то сообщил полиции.

— Продолжайте, князь, — сказал полицейский. — Что уж таиться между родственниками. Боро вам сам доложил. Сколько он получил от вас в последний раз? На помощь беспризорным детям?

— Хорошо же, — сказал я, стараясь, чтобы угроза в моем голосе не была слишком очевидной. — Меня тоже устраивает откровенный разговор. Капитан Боро, вернее всего, не сможет отыскать пещеру с грузом.

— Чем же я могу ему помочь?

— Ничем. Но остаются ваши полицейские. Капитан Боро — трус. При них он не сможет действовать решительно. Я же не могу рисковать грузом. В нем будущее нашего с вами народа.

— Там наркотики. Опиум, который вы получили десятого марта. Там же лежит не отправленный ранее груз, из-за которого я получил три пули от ваших людей.

Полицейский говорил размеренно и тихо. И я понял, что он ненавидит меня. Это было неприятно. Я предпочитаю, чтобы люди относились ко мне хорошо, и потому, если приходится причинять кому-нибудь боль, я делаю все возможное, чтобы мое имя с этим не было связано.

— Нет, отец, — сказал я, — вас обманули. Там лежит оружие. Вернее всего, оно не понадобится. Но если груз обнаружат, это будет великолепный повод для военной хунты обрушиться с репрессиями на горцев и лишить нас остатков самостоятельности.

— Нас — это князей?

— Нас — это народы гор. И потому я униженно прошу вас, отец, во имя наших родственных отношений, во имя справедливости, послать записку — три слова вашим полицейским, отзывая их назад. Вот и все. Полицейские очень нужны в городе, потому что приближается землетрясение и надо следить за порядком. Я сам передам им записку.

— Нет, — сказал капитан.

Я почувствовал почти непреодолимое желание вытащить пистолет, висящий у меня под мышкой, и всадить пулю в эту желтую голову. Но это слишком рискованно.

— Хорошо, — сказал я, поднимаясь, потому что князь Урао Као не может просить об одном дважды. — Я уезжаю. Надеюсь, что вы сохраните наш разговор в тайне.

Капитан не ответил.

— Надеюсь также, — продолжал я, — что вы пошлете мне требуемую записку с нарочным. У вас же есть дежурный мотоциклист.

— Нет.

— На этот раз я не прошу. Я просто выражаю надежду. Я надеюсь, что ради счастья и безопасности вашей дочери вы сделаете это. А также ради безопасности старого Махакассапы, которому не стоило на старости лет становиться осведомителем. И чтобы у вас не оставалось сомнений, я заявляю, что отныне беру на себя безопасность Лами. Сведения о ее местонахождении я сообщу вам в обмен на записку. Иначе мне придется расправиться и с полицейскими, и с некоторыми другими людьми.

И тут нервы капитана не выдержали.

— Стойте! — крикнул он. — Сержант! Задержи его!

Я быстро направился к двери. Сержант влетел в нее и в растерянности замер на пороге. Я отшвырнул его. Серебряная серьга в правом ухе сержанта указывала, что он из племени Лоэ, которое уже триста лет вассал моего княжества. Сержант не смел задержать меня, но крики капитана подстегивали его. У выхода я обернулся. И моим глазам предстало неприятное зрелище.

Я видел, как капитан, похожий на привидение, обмотанный бинтами, в простыне, волочащейся за ним по полу, цепляясь за косяк двери, пытается выйти в коридор. Он тянет ко мне желтую руку, и пальцы дергаются в воздухе, как у мартышки, которая никак не может схватить банан. Он захрипел, и струйка крови прочертила подбородок. Сержант бросился к нему. «Надеюсь, теперь капитан одумается», — подумал я, подбегая к машине.

Мои телохранители на заднем сиденье смотрели на меня, разинув рты. Они никогда не видели, чтобы их повелитель так спешил.

Пока что я двигался на шаг впереди моих оппонентов.

Но это преимущество уменьшалось с каждой минутой, и, если я не буду энергичен, оно может исчезнуть вообще.

Я приказал шоферу пересесть назад, и он едва успел это сделать, как я рванул машину вперед. Времени оставалось в обрез. А мне еще надо было заехать в монастырь свести кое-какие счеты с неблагодарным человечеством.

Майору Тильви Кумтатону

Сейчас получил сведения: без всякого сомнения, капитан Боро — человек князя. Он сообщил ему о твоем приказе.

В комендатуре я сразу пошел к связистам. Минут двенадцать я читал радиограммы, полученные в мое отсутствие, и составлял ответы. Когда я вышел оттуда и поспешил к себе в кабинет, меня догнал полицейский, который сказал, что у него ко мне записка от капитана Васунчока. Я взял конверт, и тут же меня отвлек связист, получивший новую радиограмму из Лигона. Я сунул конверт в карман и принялся за радиограмму. А потом, к стыду своему, забыл о конверте. Если бы я прочел записку сразу, то мог бы избежать многих осложнений.

В кабинете меня ждал бургомистр Джа Локри. Он сидел за моим столом, черкая что-то на бумаге. Я поглядел с неприязнью на его высушенную клерковскую фигурку, на большие очки. Я подозревал, что кто-то из близких мне людей информировал противников о наших планах. Скорее всего, им был бургомистр.

— Что у вас? — спросил я с порога.

Рука болела. Было такое ощущение, словно кто-то загонял в нее острые иглы. Я боялся, что началось воспаление.

— Я принес план эвакуации, — сказал бургомистр смиренно. Мой воинственный вид его смущал. — Как мы договаривались.

— Вы никому не рассказывали?..

— Даже жене, клянусь вам.

Я подошел к столу, и бургомистр быстро поднялся, чтобы уступить мне место. Это еще более разозлило меня. Я заранее был готов к тому, что его план — чепуха.

— Вот список того, что надо эвакуировать в первую очередь, — сказал он, протягивая мне лист бумаги, исписанный ровным аккуратным писарским почерком.

Пока я пробегал взглядом список, он спросил:

— Срок еще неизвестен?

— К сожалению, известен, — сказал я, подчеркивая красным карандашом некоторые строчки… Карандаш шел криво, царапая бумагу, и я испытывал странное удовлетворение от того, что разрушаю произведение каллиграфического искусства, над которым бургомистр корпел всю ночь. — Срок — четыре часа пополудни. Завтра.