Дэвид Вонг - Что за чушь я сейчас прочитал? [litres]

Эми взяла Мэгги за руку и повела к входной двери. Мы с Джоном последовали за ними. Оба, и Тед, и Лоретта, подошли к двери: пара на одно утро сплотилась перед лицом внешней угрозы. Лоретта обняла дочь, а Тед – их обеих.

– Нимф у вас был? – спросил я. – Требовал от вас с Лореттой выбрать, кого спасут?

– Нет, – ответил Тед, а Лоретта покачала головой.

Ха. Значит, все это было чушью собачьей.

– Вы поймали этого сукиного сына? – спросил Тед.

– Можно точно сказать, что он больше не вернется. Он выставил себя полной задницей – после такого не возвращаются.

– Чего? Так мертв он, нет?

– Да.

– Слышишь, милая? – сказал Тед дочери. – Он уже ушел. Плохой дядя ушел. Ты в безопасности.

Она отстранилась от отца.

– Нет, не ушел! Вот же он!

Мэгги повернулась и указала прямо на меня.

Чтобы осознать происходящее вокруг, нужно задать себе простой вопрос, ответить на который на удивление непросто:

«Зачем людям, коими мы и являемся, глаза?»

Вы бы, вероятно, сказали: «Чтобы видеть, полоумный вы старый дурак», – но подобный ответ настолько поверхностен, что его можно счесть неверным. Глаза обманывают нас ежедневно, ведь они, если говорить простым языком, предназначены для вполне конкретной (и по большей части устаревшей) цели. Напомню, что у подавляющего большинства видов на планете зрение отсутствует, и они прекрасно обходятся без него; у нас нет эволюционной необходимости фиксировать внешний облик мира. Глаза нам как представителям рода Homo sapiens нужны прежде всего для того, чтобы находить и убивать других живых существ.

У добычи, на которую мы когда-то охотились, – у газелей и им подобных – глаза расположены по бокам головы, чтобы дать им возможность заметить хищника, с какой бы стороны он ни приближался. Наши же смотрят вперед и обеспечивают пространственное зрение, чтобы измерять расстояние между нами и нашим убегающим обедом. Также истинная, смертоносная цель человеческого зрения – причина того, что наше внимание привлекает красный цвет: это цвет крови, вид которой немедленно вызвал бы у нас, в зависимости от обстоятельств, дрожь тревоги или восторга. Благодаря этому данный цвет настойчиво привлекает внимание в огнях светофоров, пожарных машинах и логотипах ресторанов фастфуда. Все это – намеренный призыв к нашей врожденной кровожадности.

Сказанное выше доказывает, что наше зрение весьма ограничено как раз потому, что искажено ради нескольких конкретных функций, все из которых направлены на одну-единственную цель.

Выживание.

Благодаря этому информация, не имеющая непосредственного отношения к данной миссии, фильтруется и отбраковывается. Возможно, сегодня утром по дороге на работу вы «видели» тысячу автомобилей, но ни один из них вы не сможете вспомнить – разумеется, если один конкретный автомобиль не свернул на вашу полосу и вы не испытали страх перед возможной смертью. Это в прямом смысле слова форма туннельного зрения, пределы которого мы, по большей части, обычно не осознаем. И потому обмануть чувство, которое мы называем зрением, нетрудно: даже обычная блоха может всего лишь подпрыгнуть и практически исчезнуть прямо у нас перед глазами. Чтобы ввести нас в заблуждение, не требуется ни выдающегося ума, ни таланта. И нам следовало бы об этом помнить.

Теперь применим эту идею на то, как мы «видим» мир в метафорическом смысле, на наше внутреннее представление о Вселенной, о котором мы рассказали бы любознательному пришельцу. Не забывайте, что человеческие мозг и сознание также развивались, чтобы обеспечить выживание – и ничего больше. Таким образом, наше внутреннее восприятие Вселенной тоже страдает от туннельного зрения: оно не имеет своей целью создать объективную картину мира; оно рисует лишь картину, которая поможет нам выжить. Мы «видим» Вселенную, которую нам нужно увидеть. И это не метафора – это неоспоримый биологический факт, порожденный необходимостью.

«Видите» ли вы Вселенную невинной или увязшей в пороках, мирной или жестокой, справедливой или несправедливой, в значительной степени определяется тем, во что вам нужно верить, чтобы мотивировать себя прожить еще один день. А потому другие существа с легкостью могут перевернуть ваше восприятие реальности ради собственных целей. Представьте себе отношения между лидером культа и его последователями. Он изолирует их и заставляет поверить, что они – остров в море разврата, что повсюду вокруг – очевидные признаки апокалипсиса. Если он умело справляется с этой задачей, то его стадо с готовностью жертвует жизнями, защищаясь от призрачной угрозы. Спросите их, почему, и они скажут, что их фаталистические убеждения являются лишь результатом непредвзятого, объективного наблюдения за окружающим миром. Они не лгут! Они просто не понимают того факта, что это не их вера основывается на наблюдении; это их наблюдения основываются на том, во что их обманом заставили поверить.

И так происходит со всеми нами.

Джон откусил кусочек оладьи с грецким орехом и шоколадной крошкой и произнес:

– Допустим, что маленькая девочка не просто перепутала – какая Нимфу была выгода притворяться тобой, когда он ее похищал?

– Пытаться найти логику в Их поступках – все равно что спрашивать, почему стекло режет рот, если его откусить.

Мы сидели в «Вафельном домике», который, на мой взгляд, сильно проигрывал «У Денни»: тот радовал нас вредной едой на протяжении многих лет, еще со средней школы. Наш «Денни» так и не открылся после того, как несколько лет назад сгорел дотла во время происшествия, которое мы называем не иначе как «Инцидентом». Были в моей жизни события, оставившие после себя брешь, хоть я этого и не понимал сначала – так же вышло и с потерей «У Денни» (но дело все же было не так плохо, как когда в прошлом году все магазины в нашем регионе перестали продавать «Маунтин дью: код красный»). Мы боялись, что «Вафельный домик» уже затопило, но он не только был открыт – по словам официантки, сеть так славилась работой во время стихийных бедствий, что ФАЧС [3] Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям. ( Прим. пер .) измеряло по ней уровень угрозы. О масштабах бедствия судили по тому, сколько закрылось в регионе «Вафельных домиков».

Эми, сжимая в руках чашку горячего чая, заметила, что никогда больше не будет есть вафли.

– Ты бы предпочла «Тако Билла»? – спросил я. – Думаю, они еще открыты.

– Не выношу дыма. И мне там только те замороженные штуки нравятся. Шоко-Тако.