Вера Порет - Жестокий эксперимент

– Проблема в том, что одной стороне вычистят память. Другой будет страдать.

Не верю, что серьезную гигантскую организацию интересуют чьи-то там чувства. Деньги, репутация – да. Чувства подопытных и врачей – вряд ли. Я слышала, что устроиться в Институт на работу не так-то легко. Слишком много желающих работать в престижном месте, двигать науку вперед и получать зарплату заметно выше среднего. Никто из руководства не будет считаться с чувствами какого-то одного врача. Проще на его место взять другого!

– Вы можете сохранить часть воспоминаний, – сказала я, вглядываясь в острые черты черноглазой женщины.

– Не можем. Институт над этим работает. Тебе сохранили воспоминания про корабль и побег. К слову, после того побега ты вырубилась у забора.

Екатерина взялась перекладывать какие-то коробочки в навесные шкафы кухни. Внутри эти шкафчики тоже были черными. Дурацкий гарнитур.

– Я помню вас!

Черноволосая женщина продолжала рассовывать чай, специи и какую-то ерунду по шкафчикам и противно хлопала дверцами. Меня в этой женщине отталкивало все. Ее внешность, низковатый голос, резкие движения. И в то же время она мне кого-то напоминала. Я видела ее прежде, в одной из своих прошлых жизней. Вот только не могу понять, я встречала ее до Института или во время пребывания там.

– Ты помнишь меня, потому что часть опытов ставила я.

Почему мое нутро сопротивлялось? Почему я не верила ей? Она не выглядела как врач. Неужели эта пугающая особа работала с беззащитными людьми вроде меня?

– И наш совместный с Димой эксперимент тоже?

– Верно, это мой проект.

В ее хищном прищуре было что-то неестественное. Она нападала. Я защищалась. Не чувствовала я в ней ничего человеческого. Эта женщина была закрыта на все замки. Она что-то замышляла или недоговаривала!

– А эта квартира! Тут та же мебель, фотография…

Екатерина собрала со стола пустые пакеты, скомкала и сунула их в ящик. Все. Между мной и этой особой остался пустой стеклянный стол.

– Ты здесь была, но не в рамках эксперимента с кораблем. Тебя сюда водил Дима.

Она села напротив.

– Он хотел, чтобы ты хоть что-то запомнила. Ваш эксперимент длится уже несколько лет.

– И что теперь?

– Теперь вы можете делать, что пожелаете. Я всего лишь буду наблюдать.

Не хочу видеть ее в качестве няньки. Она нас сожрет!

Я отвернулась, чтобы посмотреть, как там малышка. Девочка сидела на полу и держала в пухлых ручках красного плюшевого дракона с белыми зубами, торчавшими из раскрытой пасти. Знаешь ли, детка, твоя тетя прячет своего дракона за черными глазами и тонкими неулыбающимися губами. Он гораздо больше и намного страшнее твоего. Когда-нибудь она его выпустит!

– Почему Дима мне ничего не сказал?

– Боялся тебя потерять.

Обязательно допрошу своего бывшего врача! Сразу, как только он вернется! Лучше бы он мне все рассказал. Я всего лишь хотела знать правду, какой бы безумной она ни была.

– Вы меня выбрали?

– Ты в его вкусе.

Она улыбнулась. Слишком наигранно.

Я вижу, что улыбка твоя неискренна. Ты просто морочишь мне голову!

– Вы хорошая пара, у вас может получиться семья. Вон дочурка какая умница.

– Какие еще эксперименты со мной ставили вы?

Под словом «вы» я не имела в виду Институт. Я хотела знать, что творила со мной эта жестокая женщина.

– Разные. Тестировали медикаменты, исследовали сны, брали восполняемый биоматериал.

– Кровь?

– И кровь тоже.

Бледная, худая, с большими карими глазами и длинными черными волосами, она и вправду походила на вампиршу, пьющую по ночам кровь.

– Почему вы мне все это рассказали?

В двери щелкнул ключ, и я побоялась, что она не ответит, но она ответила, вставая из-за стола.

– Потому что это часть эксперимента, – и ушла встречать братца.

Я хотела выбежать на свежий воздух. Пролететь сквозь улицы и укрыться в своем углу. В своих серых стенах. Чтобы сперва угомонить разбушевавшееся сердце, выдававшее слишком частые удары, а потом остудить разум, обдумать услышанное и самой сделать выводы. Я подготовлю вопросы своему доктору! Целую тонну вопросов о том, что с нами происходило в этом чертовом Институте!

Девочка расплакалась. Зажмурила глаза и широко открыла рот. Что делать с вопящими детьми? Ее плюшевый дракон остался в стороне. Ты не из-за него ревешь? Я куплю тебе нормальную куклу. Не с худым лицом, не с черными глазами и не с черными волосами. Она будет по-доброму улыбаться, моргать и петь песенки.

Екатерина подскочила к малышке, приторным голосом уговаривая успокоиться. Даже ребенок тебя боится!

– Прости, мне пора, – шепнула я Диме. Не стала одеваться в квартире. Напялила сапоги и выскочила в коридор. Кое-как замотала шарф и накинула пальто, сбегая по лестнице. Такси не стала вызывать, чтобы не торчать у этого подъезда ни одной лишней минуты.

Я мчалась к дому, смахивая слезы. Меня обманули! Я подписала договор на семь лет и не хочу продолжения. Хватит с меня экспериментов!

Он позвонил вечером, когда его кузина ушла. Девочка плакала в трубку. Я бы тоже так хотела: громко рыдать, чтобы меня услышали, но у взрослых так не принято. И я до конца не разобралась в своих чувствах.

– Прости, Катя наболтала всего.

– Что будет дальше? У тебя дома камеры? За нами следят?

– Нет! – чуть ли не вскрикнул он. Малышка на секунду затихла и снова начала реветь. – Приезжай ко мне.

Нет, не хочу туда, где орущий ребенок, с которым я не представляю, что делать, и ведьма с тяжелым взглядом и давящим голосом.

– Давай ты ко мне. У меня тут точно не понатыкано камер, и твоя сестра-экспериментаторша не придет.

Он согласился и приехал через час.

Мы просто выпустили пар, высказали свои обиды. Он не желал начинать все с начала: снова ухаживать за мной и натыкаться на стену. Он пытался сохранить мне воспоминания о нас, вколол мне две дозы какого-то там препарата, но они не подействовали, я все равно не запомнила наш роман. И это было нашей проблемой, но мы ее утрясли. И снова переспали.

Он ушел в одиннадцатом часу, потому что надо было отпустить няню. Хотела ли я все и сразу: мужа и ребенка? Вот так – бах! – и свалилась эта семейка на голову. С мужем-врачом, дочкой-капризулей и черноглазой женщиной, от которой леденеют ладони и подкашиваются ноги.

Мы не виделись несколько дней. У меня было время подумать, пока Дима работал: выводил из сна других женщин и мужчин, выдавал заученные фразы про реабилитацию и все в этом духе. Он мне звонил, и в течение двух долгих недель мы много говорили по телефону.

Я спрашивала о его работе, но он отвечал неохотно. Он сам придумывает эксперименты? Сколько у него пациентов? Умирает ли кто-то во время опытов?

Все эти вопросы он оставил без ответа и попросил направить мое любопытство в другую сторону. Ему нельзя было рассказывать о своей деятельности из-за всяких договоров, соглашений и врачебной этики. Он говорил только, что старается смягчить пациентам пробуждение и переход к жизни в изменившемся мире.