Вера Порет - Жестокий эксперимент

Я записалась на курсы по дизайну интерьеров. Никуда ездить не требовалось, все уроки проходили онлайн. Следовало освоить несколько программ. Я хотела внести красок в серую обстановку, которая меня окружала. Деньги у меня почти кончились, но Дима обещал помочь.

Он был таким заботливым, что я сдалась!

Я согласилась переехать к нему, возиться с розовой зефиркой и даже стать его женой.

Мы подали заявление в ЗАГС в конце октября. Дима настаивал, что его сестричка обязательно должна прийти на празднование такого события. Я не желала ее видеть ни на этом празднике, ни на свадьбе. Мы чуть не поссорились, но эта остролицая мегера много значила для моего любимого, и я уступила. С ней и вправду надо было подружиться. Или хотя бы научиться не прятать глаза от ее черных магнитов, вызывавших дрожь во всем теле.

Я хотела позвать на праздник родителей, но их телефоны по-прежнему выдавали длинные гудки. Никто не отвечал. Они еще не вернулись из своего дебильного санатория. Я написала сообщение матери, но оно так и застряло в электронном пространстве между нами. Мать его не прочла. Это сообщение было сто пятидесятым. Я писала ей длинные послания, моля ответить хоть одним словом. Чего такого важного происходило в ее жизни, что нельзя было откликнуться на призыв своего ребенка? Многое в моем сознании перевернулось, и теперь мне хотелось поговорить с близким человеком. Несмотря на то, что мать всегда лезла в мою жизнь, никого ближе нее у меня не было.

Мы отмечали знаменательный день втроем: я, мой будущий муж и его двоюродная сестра. Девочка играла в конструктор на полу возле дивана. Она больше не была слишком розовой. Я купила ей желтую футболку и фиолетовые штанишки. Екатерине понравилась моя стряпня: она похвалила мясо по-французски и шарлотку.

Дима ушел в детскую укладывать малышку на дневной сон. Наверное, и сам заснул. Такое случалось: работа отнимала много сил. Тихо было в спальне, никакой возни оттуда не доносилось.

Екатерина вызвалась мыть посуду. Я вытирала.

Впервые мне удалось расслабиться в обществе этой черноглазый красотки и ощутить, что жизнь наладилась. Мы шутили и смеялись. Годы, отданные Институту, больше не представлялись мне как потеря. Я многое приобрела: мужа и дочку и стала частью важного эксперимента, который действительно дал значимый результат.

Ну вот. Я тоже стала цитировать энциклопедии, как мой любимый.

Кольнуло в груди, и голова закружилась. Накрыло такое мерзкое чувство, что сознание вот-вот меня покинет. Я выронила тарелку, и она неприятно звякнула, ударившись о столешницу.

Екатерина была похожа на мою тетку, старшую сестру матери. Черная копна волос, бледная кожа. Она умерла рано, ей и сорока не исполнилось. Мне было восемь, когда ее не стало.

Эта квартира очень походила на ту, в которой жила тетя Лиза. Только там была еще и детская. Здесь то место, где в теткиной квартире стояла дверь в третью комнату, закрывал встроенный шкаф. Никогда туда не заглядывала.

Однажды я услышала ссору: мама и тетка раскричались. Мама считала, что тетке такая просторная квартира ни к чему, ей и однушки хватило бы. Мать с отцом и с шестилетней мной жили в однокомнатной квартире. Ссоры из-за жилья происходили часто. Так уж вышло, что тете Лизе досталась в наследство от отца такая просторная квартира. Моя мать приходилась сводной сестрой, не родной. Отцы у них были разные. Мать всегда отзывалась о своей сестре плохо. Даже после ее смерти.

Я пряталась в детской. Вообще, эта комната была гостевой. Она превращалась в детскую, когда к тетке приезжала я. Там были игрушки: плюшевый заяц, железная машинка, небольшая кукла с растрепанными волосами и два дебильных пластиковых маракаса.

В тот день сестры разошлись не на шутку. Тетка выкрикнула, что Ольке не видать ее квартиры, и швырнула желтый пластиковый маракас. Я приоткрыла дверь как раз тогда, когда игрушка стукнулась о стенку и упала на пол. Маракас врезался в стеклянную дверцу шкафа, и там осталась трещина. За треснутым стеклом стояла фотография, на которой моя мама и тетя Лиза улыбались и между ними стояла трехлетняя я.

Когда маракас шмякнулся на пол, тетка резко взглянула на меня, и все мое нутро пронзила молния. Я насмерть перепугалась, что тетка обрушит на меня свой гнев, и ощутила себя виноватой, ведь мне тоже нравилась ее квартира.

Тетя Лиза была неплохой женщиной. Строгой, иногда жесткой. Она меня не баловала, говорила со мной как со взрослой. Я иногда представляла, как мама, папа и я переезжаем в теткину квартиру и живем там все вместе. Но у взрослых были свои загоны. Теперь я поняла и мать, и тетку. Каждая хотела отвоевать немного счастья для себя.

Маленькая я тоже хотела жить счастливо. Мне казалось, что для счастья нам не хватает большой квартиры. Вот такой же просторной, как у тети Лизы.

Та трешка нам так и не досталась. У тетки родился сын. Ему был год, когда случилось несчастье, и тетки не стало.

Дурацкое воспоминание. Оно до сих пор ранит.

Теперь у меня есть квартира. И даже у любимого такое уютное гнездышко, очень похожее на то место, где я бывала в детские годы.

Я засмотрелась на встроенный шкаф. Две серые дверцы с круглыми черными ручками, над ними антресоль. Что же за ними скрывалось? Хотела пойти и посмотреть, что там, но Екатерина меня окликнула.

– Оль, – она вдруг отложила губку, хотя в раковине оставалось несколько тарелок. – Хотела спросить…

И она замолчала, будто что-то обдумывая и не решаясь продолжить. Давай, спрашивай уже!

– Красивый камень на браслете. Это гранат?

Я посмотрела на правую руку. Там и вправду был браслет. Не помню, когда успела его надеть. Его носила моя мама когда-то давно. Я была малышкой и жаждала сама обладать такой красотой. Это действительно был гранат.

Я выронила полотенце и отшатнулась от стола. Гранат. Красный.

Ложь.

Голова закружилась. Я увидела красные капли на полу и приложила руку к носу. У меня пошла кровь. Все тело затрясло.

Я осознала, что со мной происходит! Эта квартира, эта женщина…

Дышать стало трудно, и я шире открыла рот, чтобы дать больше воздуха бушующему сердцу.

Нет! Не хочу этого! Черноглазая зараза! Почему ты меня никак не отпустишь?!

Ноги ослабели, я сползла на пол и прислонилась спиной к черному фасаду кухонного шкафа.

Екатерина не торопясь опустилась ко мне.

– Прости, мне придется сделать укол.

Я не помнила лица тети Лизы. Была лишь фотография за треснутым стеклом. Мать ее сунула в один из альбомов, а я нашла и начала спрашивать, что случилось с ее сестрой. Мать отвечала уклончиво, а потом порвала фото, и я увидела обрывки счастливых лиц в мусорном ведре.

Екатерина держала шприц одной рукой, а второй взяла мою вялую руку, уже неспособную дать отпор.