Тимур Максютов - Чешуя ангела [litres]

– Да целое светопреставление! Всё уже закончилось, выходите, товарищ Аждахов.

Рамиль встал, но карабин не опустил.

Пошёл к лагерю. Не шагал – скользил, готовый в любой момент юркнуть за укрытие, уйти с линии огня.

«Вот ведь ловкий, дьявол» – невольно восхитился Горский. Начал подниматься и вскрикнул: подвёрнутая нога стрельнула болью от пятки до паха.

– Этот со мной, – не оборачиваясь, сказал Рамиль. – Илья Самуилович Горский, энтомолог. Точнее, отвечает за зоологическую часть.

Ларионов шёл навстречу, прижимая руку с револьвером к левому окровавленному плечу.

– Вовремя вы, товарищ Аждахов.

– Начальство всегда вовремя, – усмехнулся Рамиль.

– Я серьёзно. Они вас услыхали и дали дёру, а то бы беда!

– Кто «они»?

– Идёмте, сразу и не расскажешь, это видеть надо.

Лагерь был разворочен: одна палатка свалена, по земле разбросаны консервные банки вперемешку с геологическим инструментом, разбитый вдребезги теодолит задрал к небу обломок стойки. Ветер трепал смятые листки кроков, звякали под ногами стреляные гильзы, ничком лежал труп в драном чапане. И висела в воздухе страшная вонь горелой органики.

– Тебе бы перевязку, Ларионов, – заметил Рамиль.

– Потом, – поморщился геолог, – ерунда. Житинского убили, скоты, и топографа. А бригадиру в живот, боюсь, не довезём до врача.

– А фельдшер ваш где?

– Он с этими заодно. Ушёл.

Аждахов вздохнул. Закинул карабин за плечо.

– Разговорчивый ты, Ларионов! Толком поясни: с кем ушёл? Кто стрелял? И чем так смердит? Будто чан с требухой в огонь опрокинули.

– Идёмте, Рамиль Фарухович, говорю же, словами не сказать, сами всё увидите.

Расшвырянный костёр чадил жирным, масляным дымом. Аждахов увидел и присвистнул, изумлённо снял фуражку, присел на корточки.

– Это как понимать?

– Вот и я не знаю, – подхватил геолог, – может, ваш спец по бабочкам чего скажет. Хотя даже тех скудных сведений о зоологии, которыми я располагаю, достаточно, чтобы резюмировать: сие не насекомое.

Горский достал очки. Долго рылся по карманам, искал носовой платок. Бросил, протёр стёкла грязным рукавом, надел – и чуть не уронил.

– М-да… Мои познания в палеонтологии весьма поверхностны, так что сходу я этого красавца не классифицирую. Один только вопрос: откуда здесь взялся динозавр? А это что, рудимент крыльев? Очень любопытно. И зачем вы его поджарили? Морда вся чёрная. И шкуру закоптили.

– Я так полагаю, что он сам в костёр забежал. В него тут и стреляли, и рубили его, и всячески изничтожали, вот несчастное животное и спасалось, как могло.

– Что?! – изумился Илья. – Мне казалось, что динозавры уже отбегали. Шестьдесят миллионов лет как.

– Слушайте, ну вонь же невыносимая, – взмолился Рамиль. – Давайте хоть в сторонку отойдём и там продолжим наш увлекательный научный диспут, заодно Ларионова перебинтуем, пока кровью не истёк.

Ларионов рассказывал.

Горский впервые видел Рамиля таким. Отважный красный командир в прошлом и матёрый начальник республиканского масштаба ныне, Аждахов был явно озадачен. Несколько раз снял и надел фуражку. Пробормотал:

– Ну, ёшкина корова, и дела…

Геологи разбили лагерь у бокового языка ледника, в тени утёса – здесь было прохладнее, меньше жара от раскалённых солнцем гор.

Тогда-то топограф обнаружил выброс непривычно чистого прозрачного льда, сквозь который виднелся тёмный силуэт свернувшегося клубком то ли ящера, то ли крокодила.

– Ничего подобного в местной фауне, – говорил Ларионов. – Я сначала подумал, гигантский варан. Ну, как он из пустыни сюда добрался – вопрос, и вараны больше двух аршин в длину не бывают, а этот…

– Три с половиной метра, если мерить шагами, – кивнул Горский. – И на глаз центнера четыре весом, не меньше.

Находка взволновала рабочих. Сбивались кучкой у костра, обсуждали что-то на таджикском и замолкали, когда появлялся кто-нибудь из начальства.

– Работы по съёмке много, из Ленинграда только бригадира взяли и трёх квалифицированных специалистов, остальных местные вербовали, в Хороге и по кишлакам. В спешке, без проверки, вот и попал всякий сомнительный элемент в экспедицию.

– Я в курсе, – буркнул Рамиль. – Не только у вас проблемы, в базовом лагере двоих на воровстве поймали. Я уже направил записку в наркомат.

– Воровство – дело обычное. А тут… Анвар мне сразу не понравился: глаза злые, смотрит, будто прицеливается, чисто басмач. Он-то и начал воду мутить, что-то про тайную долину с драгоценностями, про летучего змея какого-то бурчал. Сердце у змеюки – огромный изумруд, ага. То ли демон, то ли ангел, с неба упавший, – неимоверная чушь. Все аборигены, конечно, жуют насвай, хоть мы за это и гоняем, но ничего не поделаешь – местная традиция. Но чтобы до такого бреда дожеваться! Тут не наркотик, а нечто глубинное, из народной памяти. У нас запарка, трудов невпроворот – а рабочие бродят, как пришибленные, о другом думают. – Ларионов поморщился, потрогал свежую повязку на плече. – Словом, вижу, волнуется народ. Оно понятно: люди тёмные, безграмотные, советская власть здесь слаба, не укоренилась. Да-да, товарищ Аждахов, и не надо кривиться.

– Да я согласен, – вздохнул Рамиль. – Работы ещё непочатый край. И что вы решили по этому случаю?

– А решил я сделать, как нас партия учит: наглядно развеять религиозные слухи и домыслы. Дал команду ящера изо льда вырубить, да и убедиться – никакой это не демон, а просто пресмыкающееся, из чешуи и мяса, а не из изумрудов сделанное. Для науки интерес несомненный, хотя нас, геологов, и не касающийся. Анвар вызвался, попросил двух человек в помощь, я согласился, скрепя сердце – мы ведь и так от графика отстаём на неделю, застряли тут. И посыльного вам отправил с запиской тогда же, как раз три дня назад.

– Да, я сразу, как прочёл, сюда засобирался.

– Вам спасибо, вовремя подоспели, а то бы я не с вами беседовал, а с чертями на том свете. Ну, Анвар за дело взялся серьёзно: буром отверстий насверлил, кольев набил, откололи глыбу льда с этим чудищем внутри, разбили. А он ожил.

– Кто ожил? – не понял Рамиль.

– Кто-кто, этот варан-переросток. Шум, гам! Я-то на верхней площадке был, выстрелы услышал, прибежал. А здесь топограф, уж на что спокойный человек, а не выдержал, всадил зверю весь барабан в башку. Анвар кричит: мол, не убивайте, надо ящера допросить на предмет, где он драгоценности прячет. Представляете? Допросить! Динозавра! – Ларионов опять поморщился, потёр плечо. – Болит, сволочь. Ну, змей этот издох, ясное дело – семь пуль в голове. А Анвар точно умом тронулся: схватил топор и начал рубить, мол, до сердца надо добраться, у дракона вместо сердца – огромный изумруд. Топограф оттаскивать: не смей образец портить, палеонтологов вызовем – разберутся, Анвар на него с топором. Свалка, вопли, басмача этого связали, рабочие тут в крик: освободите, мол! Я как раз до лагеря добрался, растерялся даже, если честно. Житинский начал в воздух стрелять – они его разоружили. Забили насмерть, сволочи. А ящер вдруг ожил, кому-то по ногам хвостом врезал, такое началось: то ли в чудовище стрелять, то ли от кирок уворачиваться… Каша страшная! Мы за палатки, залегли – на всех два нагана, у Анвара с компанией трофейные карабины, да Житинского револьвер, да численное превосходство. Хорошо, что они вас увидели, товарищ Аждахов, только потому ушли, боятся тут вас, наслышаны.