Тимур Максютов - Чешуя ангела [litres]

А потом я всё-таки нашёл его на углу Невского и Малой Садовой, разорванный криком четырёхугольный рот. Он пытался рыдать, читать Ольгу Берггольц или петь из репертуара Георгия Цветова, но выходило только:

– Тук. Тук. Тук.

Восточный участок Ленинградского фронта, декабрь 1941

Полагалась трёхлинейка, оружие древнее и неуклюжее, но Игорь повозился с кнопками и выудил пистолет-пулемёт Дегтярёва, дело сразу пошло веселее.

Передний край противника дыбился чёрно-оранжевой стеной разрывов, резво неслись по снежному полю тридцатьчетвёрки, солидно ревели неуязвимые «Климы Ворошиловы», небо гудело эскадрильями штурмовиков с красными звёздами; после такой прелюдии в немецких окопах не должно было остаться никого, но у игры своя логика; когда подошли густые цепи румяных бойцов в полушубках и валенках, вражеская линия обороны вспыхнула, загремела ответным огнём.

Строчки «блокадного барда» вставали из-за сгоревшего леса, поднимались в небо – красиво, но отвлекает; Игорь прижался к земле, поскользил, и вовремя: ожил пулемёт, застрочил, захлёбываясь. Игорь перекатился, уходя с линии огня, но зацепило, хэпэ упало до семидесяти, подхилился, использовав рулончик бинта. Встал на колено, дал в упор длиннющую, на половину диска, очередь. Чёрные силуэты вскидывали руки, падали навзничь, звякнул счётчик очков; перепрыгнул через бруствер, побежал вдоль траншеи, наступая на мёртвые спины, бросая гранаты в чёрные глотки землянок.

– Командир, справа!

Игорь скосил глаза и понял, что не успеет: автоматчик возник неожиданно, собираясь дать очередь от бедра.

– Блин.

– Пригнись!

Автоматчика отшвырнуло, задрались в небо ноги – так, что на мгновение мелькнули подошвы сапог с квадратными головками гвоздей – Игорь выдохнул:

– Спасибо, Лизонька!

– Мурр! Всегда пожалуйста, Игорь Анатольевич!

Всё-таки здорово, когда в команде есть снайпер. Спокойный, надёжный, за всеми приглядывающий.

Дело шло споро, с опережением графика; на левом фланге весело матерился Макс, отражающий контратаку карманной установкой залпового огня «Катюша», если судить по звукам; Игорь зачищал траншею, бил в упор – и нарвался.

Из-за поворота ломаного хода сообщения вылез фриц, громадный, злой, растерзанный: тлеющая шинель свисала лохмотьями, как кожа зомби, пустые дыры глаз. Игорь нажал на спусковой крючок, ППД рыгнул остатками пуль и заткнулся, словно испугался цели; Игорь лихорадочно дёргал клапан холщовой сумки с запасным диском, немец всё шёл, неумолимый, как вал океанского цунами – и вонзил штык в грудь, хрустнули рёбра, сердце сжалось в спазме жуткой боли.

Фриц выдернул штык, оскалился; Игорь упал на колени, понимая, что убит, удивляясь тому, что понимает, бессильно пытаясь вдохнуть, но грудь сипела, словно порванная гармошка. Игорь прошептал:

– Ребята, я всё.

Обрушилась тьма.

Город, лето

Тьма. И запах спирта.

– Сто девяносто на сто десять. Плохо дело.

Кольнуло, по жилам прокатилась тёплая волна, Игорь осторожно вздохнул – получилось, в лёгкие потёк воздух, густой, живительный, неимоверно вкусный.

– Возраст?

– Тридцать пять полных, – сразу ответила Елизавета.

– Хронические заболевания?

– Нет.

– А у родителей?

– Неизвестно, он сирота.

– Чем болел в детстве?

– Только ветрянкой.

– Хм.

Игорь осторожно разлепил глаза. Белый потолок, кожаный диван: офис, родной кабинет. Никаких немцев. Проглотил вязкую слюну, приподнялся, спросил:

– Что со мной, доктор?

– Тихо, тихо, лежите. Похоже на гипертонический криз. Через десять минут ещё раз померяем давление, тогда решим, куда вас.

– Никуда я не поеду, – начал Игорь.

– Не спешите, Игорь Анатольевич, надо будет – поедете, – уверенно сказала Елизавета.

Игорь огляделся: вся фирма здесь. Лохматые аналитики, улыбающийся Макс, позади девочки из бухгалтерии. Елизавета ближе всех, сосредоточенная, спокойная, но в глазах – боль и тревога.

– Раньше бывало такое?

– Какое? – удивился Игорь.

– Два раза за год, – ответила Елизавета. – Последний в марте, сто семьдесят на сто, сбили капотеном.

– Повезло вам с сотрудницей, всё про директора знает. Ну, давайте попробуем.

Манжета толчками начала стягивать руку, Игорь сказал:

– Всё, кино закончилось. По рабочим местам.

– Прекратите разговаривать, мешаете, – сердито бросил врач.

Сотрудники тихо вышли, остались Макс и Елизавета. Игорь смотрел в потолок, сияющий солнечными бликами, слушал звуки города, чувствовал: отпускает.

– Ну вот, другое дело. Отказываетесь от госпитализации?

– Отказываемся, – сказала Елизавета.

– Полежите полчасика, не вставайте. Вот вам таблетка. И обязательно к кардиологу.

– Я его запишу и прослежу. Спасибо, доктор.

Врач ушёл. Макс хмыкнул:

– Ну ты даёшь, начальник! Я уже зашёл, до флага минута оставалась – и тут Елизавета всполошилась, мол, нет командира. Дверь открыла, а ты на полу валяешься. А жаль: я уже «тигра» спалил. Так и не взяли Тихвин.

– Какого ещё «тигра»? – хмуро спросил Игорь. – Откуда у немцев «тигры» в сорок первом?

– Разрабам плевать, сорок первый или сорок третий, лишь бы весело.

– Угу. Ты лучше скажи, Макс, откуда у тебя противотанковая управляемая ракета «Метис», – сказала Елизавета. – Опять репортами завалят. Забанят тебя за читерство, как пить дать.

– Фигня, в первый раз, что ли? Новый акк сделаю. Чего тебя накрыло вдруг, шеф?

Игорь подумал: рассказывать или нет? Рассказал.

– Глюки у тебя, шеф, – хмыкнул Макс. – Фриц-зомби со штыком, ага. Попутал ты, мертвяки в других игрушках. Всё у тебя пасхалки свои: в прошлый заход бессмертный комиссар восточной внешности, в этот – зомбак.

Игорь промолчал: вправду, странные какие-то видения. Может, действительно здоровье пора проверить?

– Ладно, я пошёл, завтра дедлайн по техзаданию «Русазии», – сказал Макс. – Надо же в этой конторе хоть кому-то деньги зарабатывать, не всё гамать.

– Покажи мне сначала.

– А как же! У шефа право первой ночи, так, Елизавета?

– Иди, иди, трудяга, – миролюбиво отшила девушка.

Игорь лежал, смотрел в потолок, Елизавета сидела рядом, гладила по руке. Было хорошо, спокойно. Как в детстве, когда гриппуешь, мечешься в липком поту, очнёшься – а рядом мама сидит на табуретке, не спит.

Жаль, что мамы никогда не было.

Город, лето

– Не подсовывай, не подпишу. Ты идиот, Макс, какой ещё «военно-спортивный лагерь», в твоём-то возрасте? Я в этом не участвую.