Александра Чацкая - Троллейбус без номеров [litres]

Аня, тем временем, сидела сзади нее и никуда не собиралась уходить. Это был очень плохой знак – Саша убедилась в этом, как только класс начал заполняться новыми людьми: отстающими, и теми, кто сдает ЕГЭ.

– Здорово, – Оля отбила ее кулачок и уселась рядом. – Что, сегодня опять на крыше?

– Да, наверное…

Саша хотела спросить, где Оля купила такую красивую резинку для волос, как вдруг Аня наглым образом влезла в их разговор.

– А ты не думаешь, что она сбросит тебя с этой крыши? – Аня говорила так громко, что на нее обернулось полкласса. – Она же в дурке лежала. Потому и не ходила ни черта. Тебе вообще не страшно рядом с ней находиться?

Ну, все, подумала Саша. Это конец. Сейчас Оля посмотрит на нее, презрительно скривится и отсядет в другой конец кабинета, только чтобы не видеть ее больше.

И Оля скривилась. Однако губы ее произнесли совсем не то, чего Саша ожидала.

– Не лезь не в свое дело, кусок дерьма жирного. Лежала – и лежала, тебе-то какое дело. Как будто больше всех надо. Смотри, чтобы тебя не положили.

И тут Саша увидела, как перекашивается Анино лицо. Оказывается необязательно было выслушивать оскорбления четыре года кряду. Ей вдруг стало легко и спокойно – впервые за то время, что они пересекались с Аней – и она засмеялась. Сплетница вдруг сдулась и как будто даже стала ниже ростом. И рухнула на стул – как колосс с глиняными ногами.

– Вы… да вы… Ты-то что смотришь, а? Лунатичка придурковатая. Сдать бы тебя в психушку, да только жаль, что твоя жирная мать тебя любит.

– Еще раз назовешь мою мать жирной, Степаненко, – голос Саши был холоден от гнева, – и я тебя изобью. Да-да, руками. И ничего мне за это не будет. Я же психическая.

Саша по-птичьи наклонила голову к плечу и широко, безумно улыбнулась, и округлила глаза: за стеклами очков они будто становились еще огромнее. А потом затряслась, дико хихикая. Смех словно прорывался наружу помимо воли.

– Чокнутая, просто чокнутая, – прошептала Аня. В глазах у нее явно читался страх.

– И что ты мне сделаешь, а? – улыбалась Саша, не замечая, что на них смотрит весь класс. – Пожалуешься своей мамаше? Так ей плевать, иначе почему я все еще не в дурке? Или твоя всемогущая мамочка в этот раз не поможет?

– Заткнись!

Два Аниных подбородка мелко затряслись, она вскочила и выбежала из класса, не забыв как следует хлопнуть дверью.

– Ничего себе малолетки распоясались, – присвистнула Оля, не замечая, как испуганно на нее смотрит Саша. – Лезут не в свои дела. С кем хочу, с тем, блин, и общаюсь.

– А тебя правда не волнует, что…

– Волнует, в некоторой степени, – Оля была не из тех, кто любит и умеет врать. – Если у тебя беды с башкой, то это твое дело. Не люблю, когда меня в такое впутывают. Не хочу быть тем самым человеком, которому придется все это расхлебывать. Но по поводу этой дуры – не парься. Просто не парься. Завидует она тебе, что ли? Все пырилась на тебя, как на явление Христа народу. Это она от злости сказала.

– Думаешь?

– Конечно. Может, я скажу тебе прописную истину, которую как следует надо зарубить на носу и выучить, как стихи Пушкина, но тем не менее. Не существует никакой разницы между психически здоровым и психически больным человеком. Главное, чтобы вам было комфортно вместе тусоваться, а остальное придет.

И в этот момент Саша поняла, что, кажется, нашла себе хорошего друга. И для этого не понадобилась ни беготня по снам, ни перевод в другую школу.

Этим вечером она возвращалась домой дико уставшая, но в приподнятом настроении. У нее появилась подруга, долги были полностью ликвидированы, мать перестала так сильно ее контролировать, и Саше показалось, что жизнь понемногу налаживается. Становится лучше все время, как пел Джон Леннон. Еще немного, еще чуть-чуть, и все станет совсем хорошо.

Укладываясь ночью в постель, она немного нервничала. Ей ужасно не хотелось думать о том, какую кару мог приготовить обиженный Влад. Напустить на нее доппельгангеров? Стравить с Существами? В голове всплыл рокот Зеленого шума, который представлялся Саше гулом самолета, сбрасывающего бомбу, и ее затрясло.

– Идет-гудет зеленый шум, – пробормотала она, делая глоток чая. – Идет, гудет и вас найдет.

– Что ты там говоришь, Саш? С кем ты разговариваешь? – крикнула мать из спальни.

– Ничего, мам, все в порядке! – не хватало еще, чтобы мать решила, что Саша окончательно поехала крышей. – Так, песню напеваю.

Саша долго не хотела идти спать. Был вечер пятницы, а, значит, она могла сидеть на кухне с чашкой чая и читать книгу, потихоньку перелистывая страницы. Книга была довольно увлекательная, и Саша читала ее час, два, три, пока не обнаружила, что уже по третьему разу читает одну и ту же страницу. Ей очень хотелось спать, но засыпать было нельзя.

Спать означало снова увидеть Влада. Опять погружаться в этот веселый, странный, необузданный, но в чем-то даже логичный мир, в котором все было наоборот. Саша уже решила для себя, что хватит с нее снов – но мозг отчаянно требовал отдыха.

В отчаянии она налила себе еще кофе. Кофе был жутко крепкий и противный на вкус, но это помогло – на какое-то время, пока ее не затошнило, а глаза не начали слипаться. Саша все сидела и сидела, пытаясь вчитываться в книгу, но вскоре поняла, что это бесполезное и неблагодарное дело, и начала считать до тысячи, чтобы точно не заснуть. Где-то на пятьсот семидесяти трех часы пробили два, и Саша уснула.

Она проснулась в десять утра от того, что мать поставила чайник. В недоумении потягиваясь, Саша обнаружила, что на ней все еще уличная одежда. Правда поверх наброшен клетчатый плед.

– Я же тебе говорила, нечего по ночам сидеть, – сказала мать, наливая себе кружку кофе и закуривая в окно сигарету. – Прихожу на кухню воды попить, а ты дрыхнешь. Я подумала, может, отнести тебя, да хрен поднимешь уже, вон какая выросла. Укрыла пледом, и хватит с тебя.

Саша озадаченно встала и ущипнула себя за руку. Вроде бы не сон. Рука была абсолютно нормальная, с пятью пальцами и телесного цвета, не розовая, не синяя и не прочих инопланетных расцветок. Значит, она в реальности. Влад не пришел к ней. Оставил ее в покое, как и обещал – и от этого стало жутко больно, словно кто-то подошел и вогнал нож ей в сердце, а потом забыл вытащить. Вот она, цена дружбы. Стоит только довериться человеку в последний раз – и тебя уже предают. И так будет всегда.

Впрочем, что-то беспокоило Сашу, но она смутно понимала, что именно. Волнение росло, пока она наливала себе чай и закусывала булочкой. Пока чистила зубы, как следует проходясь по ним щеткой. Тревога не отступала до самого вечера, ни когда она делала домашнее задание, ни даже когда уселась рисовать.

И лишь в тот момент, когда Саша решила отдохнуть и прогуляться по улице, до нее дошло. Вытащив наушники из ушей, она удивленно, устало и обессилено опустилась на розовую скамейку. Кажется, скамейка была только что окрашена, но ее это не особо волновало.