Алиса Арчер - Невозвратимое [litres]

Бельский завел мотор и выехал со стоянки. Может быть, при свете дня ему явятся решения, которых он не видит в темноте. Достав телефон, генерал увидел, что ему дважды звонил Вяземский. Перезванивать не хотелось. Какими бы благими ни были намерения профессора, в ситуации с Книжником виноват именно он. Бельский поймал себя на мысли, что все чаще думает о времени. Что изменилось бы, если бы он убил Книжника раньше? Если бы Вяземский не забрал его из больницы? Если бы генерал не позвонил профессору, впервые услышав о комнате Уварова? Он не мог повернуть время вспять и посмотреть, каким стал бы мир, прими он иные решения. А Книжник мог. И в этом факте сосредоточилась вся несправедливость Вселенной. Насмешка судьбы, одарившая гнусного убийцу абсолютным превосходством.

Бельский съехал с оживленной автострады и свернул на крохотную улочку, всю заставленную яркими цветочными клумбами. Проезжая мимо ресторана, он почувствовал, как проголодался. Попытался вспомнить, когда ел последний раз, и не смог. Надо заехать в кафе и что-нибудь перехватить. Но сначала принять душ. Холодный. До мурашек. Чтобы смыть с себя все это дерьмо. Кровь полковника и мысли о Книжнике. Генерал доехал до перекрестка и свернул на дорогу в пригород. Доехал до своего небольшого уютного дома на одной из самых тихих улиц Сент-Этьена. И войдя, с наслаждением погрузился в атмосферу душноватых комнат.

Бельский редко бывал здесь, но все вокруг соответствовало его вкусу и предпочтениям. Охотничьи трофеи на стенах, коллекция холодного оружия: кинжалы, даги, и – предмет особой гордости генерала – настоящая древнеримская спата. Недавно Бельский добавил в коллекцию еще одну необычную вещицу – резную деревянную явару. Бельский нашел ее в онкологическим центре, в руке мертвого Мозеса Луццатто. Он догадался, что явара имела какое-то личное, символическое значение для Книжника, поэтому не отдал ее в отдел улик, а забрал себе. И некоторое время, пока Книжник находился в больнице, генерал думал о ней как о знаке своей победы над Луццатто и Книжником. Взглянув на явару теперь, генерал понял, что она всегда была просто вещью – и еще одной тайной, которую ему не суждено разгадать.

Вздохнув, он разделся и сложил грязную одежду в черный пластиковый пакет. Крепко завязал и отбросил в угол. Потом он сожжет ее – подальше от города. Бельский зашел в душевую кабину и повернул кран холодной воды. Ударившие в спину струи заставили его вздрогнуть, но главная цель оказалась достигнута. На несколько минут генерал забыл о своих проблемах и сосредоточился на ощущениях. Вылезая, он чувствовал, как от холода у него стучат зубы. Какая-то мысль все всплывала в голове, но ускользала раньше, чем он успевал оформить ее во что-то конкретное.

Одевшись, он вышел из дома и поехал в ближайший ресторан. Сел за столик и, не глядя в меню, заказал стейк.

– С кровью? – обратилась к нему миловидная официантка, и представив сочащееся кровью мясо, Бельский скривился. Нет уж, крови на сегодня достаточно.

Он покачал головой и, когда официантка отошла, достал телефон и загрузил расписание рейсов Лион – Москва. Ближайший самолет, на котором мог улететь полковник, отправлялся только в семь вечера. Значит, Терехов еще в аэропорту. В Москву он прилетит около одиннадцати по местному времени. Генерал посмотрел на часы. За подсвеченным стеклом крутились два циферблата – Бельский работал на две страны и старался учитывать разницу в часовых поясах. Время. Еще никогда оно не имело столько значения.

Генерал увидел идущую к нему официантку. Сейчас она поставит перед ним тарелку с жареным мясом. Он оглядел зал, посмотрел на сидящих за столами людей. Никто из них не был властен даже над тем неуловимо коротким мгновением, которое можно считать настоящим. Сейчас – кто-то разговаривает с деловым партнером, не зная, что завтра будет обманут. Сейчас – кто-то выйдет из ресторана и нарвется на карманника в темном переулке. Сейчас – кто-то идет на волнующую встречу. Сейчас – кто-то наслаждается прекраснейшим моментом в своей жизни. А кого-то убивают. Сейчас. И ни у кого нет возможности хоть немного изменить свое сейчас. Ни минуты, ни секунды нельзя прожить по-другому.

Бельский отрезал кусок стейка, положил в рот и с наслаждением прожевал. Удивительно, но, несмотря на унылые мысли, еда, доставляла ему удовольствие.

«Интересно, чем занят Книжник?» – подумал Бельский и чуть не поперхнулся. Вот оно. Решение, которое он искал, электрическим током пробежало по венам. Он не знал, что делает Книжник в эту минуту и что он собирается делать дальше. Но он точно знал, чем Книжник будет занят следующие несколько часов. Генерал знал, что полковник Терехов приедет в ЦИА и войдет в комнату Уварова, где встретит Книжника. Он также знал, что Книжник убьет Терехова не сразу, заставит его страдать, растянет его смерть насколько это возможно. Чтобы напугать и разозлить Бельского. Что, если напасть на него в этот момент? Книжник не может предугадать, что Бельский отправится следом за полковником и будет ждать своего часа. Книжник не успеет отреагировать, и генерал сможет его убить. Надо только попасть в Москву раньше Терехова. Прямым рейсом лететь нельзя. Придется снова воспользоваться своим статусом и вылететь на одном из частных самолетов Интерпола. Если использовать нужных людей, никто ни о чем не узнает.

Бельский торопливо дожевал стейк, не считая, бросил на стол деньги и почти выбежал из ресторана. Сел в машину и на огромной скорости помчался на засекреченный аэропорт, где работал доверенный ему человек. Он связан долгом и не сможет отказать генералу. Бельский гнал по автостраде, игнорируя светофоры и дорожные знаки, не обращая внимания на возмущенные сигналы других водителей. Словно безумный, он проносился мимо домов и улиц, и ему казалось, что если ехать еще быстрее, если прибавить еще немного скорости, он сумеет обогнать само время.

Вяземскому снился дед. Он держал маленькую Любочку за руку и смотрел, как внучка сосредоточенно ест мороженое. На его лице профессор видел выражение меланхоличной нежности, которое возникало всякий раз, когда дед смотрел на своих внуков. Они стояли на площади среди сотен цветастых палаток, искрящихся радостью и предвкушением праздника. Ждали, когда Любочка доест мороженое, чтобы прокатиться на карусели. Вяземский мысленно торопил сестру. Он загадал оседлать огромного, цвета слоновой кости, коня с яркой красной гривой и синей сбруей. И боялся, что кто-нибудь другой успеет сесть на него раньше. Затем, повинуясь неуловимому закону сна, имеющего власть над временем, они оказались у деда на кухне. Дед рассказывал внукам веселую историю и жарил яичницу с луком и помидорами. Вяземскому было так хорошо, так спокойно в этом сновидении, что когда он открыл глаза, не смог сразу отпустить это ощущение. Он лежал, наслаждаясь легкостью, не желая впускать в еще существующий безмятежный мир сна беспощадную реальность. И все же чувствовал, как она просачивается в его мысли, отравляя покой, убивая гармонию отвратительными кровавыми видениями. Легкость уходила, уступая место тягостным воспоминаниям последних дней, страху перед будущим, уже привычному чувству вины.