Алиса Арчер - Невозвратимое [litres]

Едва Вяземский вошел в кабинет, на него набросился Бельский. Судя по перекошенному лицу, генерал был в ярости и готовился стереть профессора в порошок. Но увидев бледное посеревшее лицо приятеля, остановился. Собрал волю в кулак и как можно спокойнее произнес:

– Я всю ночь проторчал на сраном чердаке, Петр. Почему ты не предупредил меня, что уедешь?

– Ты помнишь моего деда, Володя? – вместо ответа задал вопрос профессор.

Бельский замолчал, обескураженно глядя на Вяземского, с которым явно что-то происходило.

– Помню. Но при чем тут Николай Гаврилович?

– Помнишь, как мы носились во дворе до позднего вечера, а потом приходили к нему ужинать? Как он отпрашивал нас у родителей, и мы не спали, слушая его истории?

– Петр, в чем дело? С чего ты ударился в воспоминания? – Глаза профессора горели таким лихорадочным блеском, что Бельский всерьез испугался за его рассудок.

– Я так устал, Володя. Совсем запутался. Я больше не знаю, где правда, а где ложь. Я помню наше детство, помню, как он играл с нами. И при этом точно знаю, что мой дед не пережил блокаду. Он умер больше шестидесяти лет назад, еще до моего рождения.

Бельский шумно сглотнул. Поискал глазами пустые бутылки и не нашел. Значит, профессор не пьян. Да и не выглядел Вяземский пьяным – скорее усталым, больным. Неужели он все-таки сошел с ума?

– Нет, – как можно тверже ответил генерал. – Твой дед, Николай Гаврилович Вяземский, умер в 1995 году. Я лично приезжал на его похороны, хотя это едва не стоило мне карьеры. Он не погиб в блокаду. Времена были страшные, но нашим войскам удалось проделать брешь в осаде противника. Это спасло тысячи людей. Твой дед одним из первых узнал об этом – помнишь его дневник? Его спас солдат, который привез в город продукты. Эта история есть во всех учебниках, Петр.

– А ты помнишь, как дед описывал этого солдата? – Вяземский посмотрел на генерала взглядом, от которого тому стало не по себе.

– Смутно. Высокий, татуировка на руке… – Бельский осекся. – Что ты хочешь этим сказать, Петр?

Вяземский полез в портфель и достал старую потрескавшуюся записную книжку. Протянул ее Бельскому.

– Я оставил закладку. Читай.

Бельский пробежал глазами по исписанным страницам и с исказившимся лицом отшвырнул дневник к стене.

– Нет! – он почти кричал. – Нет. Этого не может быть, это просто чудовищное совпадение. Мало ли таких солдат. Это не… – генерал задыхался не в силах выговорить отвратительную догадку профессора.

– Это Книжник, Володя, – тихо сказал Вяземский. – Он изменил прошлое и спас моего деда от гибели. – С минуту помолчав, добавил: – Не думаю, что намеренно.

Бельский покачал головой. Вяземский ошибается. От бесконечного страха профессор все-таки тронулся умом.

– Хорошо, – генерал решил подыграть Вяземскому и попробовать логически опровергнуть его фантазии. Тщательно подбирая слова, Бельский заговорил:

– Давай на минуту представим, что ты прав. Почему об этом помнишь только ты? И зачем Книжнику углубляться так далеко в прошлое? Он родился в семидесятые, не раньше. И ты уже успел убедиться, что Книжник далек от романтических идей по спасению человечества. Ему наплевать на всех, Петр. Он убийца, а не герой.

– Да. Я видел, что он сделал с полковником Тереховым.

– Откуда ты знаешь Терехова? – генерал почувствовал слабость в ногах и тяжело опустился на стул.

– Ты послал его убить Книжника.

– Нет, не посылал. Мы договорились с тобой, что ты подашь мне сигнал из комнаты Уварова, когда Книжник появится там. Я ждал, когда ты зажжешь свет и дашь мне возможность выстрелить, – Бельский встретился глазами с профессором и отвел взгляд. – Когда Терехов был здесь?

– Не знаю, Володя. Вчера. А может быть, сегодня. События расплываются в памяти, и мне трудно понять, какие воспоминания настоящие. Когда ты говоришь о нашем договоре, я вспоминаю его и чувствую, что это тоже истина. Но я уверен также, что полковник Терехов заходил в комнату Уварова и умер одной из самых страшных смертей, какую я только могу себе представить.

– Но я не посылал Терехова, – в отчаянии повторил генерал. – Я бы никогда не подставил его под Книжника. Он мой друг. У него жена беременна. К тому же я всегда хотел убить Книжника сам.

Бельский подошел к стене и поднял записную книжку Вяземского. Полистал страницы, вчитываясь в содержимое. Словно искал что-то, что могло подтвердить слова профессора. Или разрушить его иллюзии. Остановившись на одной из страниц, Бельский вдруг побледнел и поднял глаза на профессора.

– В каком году ваша семья уехала из Ленинграда?

– Не помню точно. В семидесятые. Я был еще ребенком.

– Твой дед, – генерал говорил очень медленно, потрясенный внезапным открытием, найденным на страницах старого дневника, – пишет, что отнес плитку шоколада соседке и ее маленьким сыновьям. Анечке Порох, – в голосе Бельского появились нотки нетерпения. – Мне надо знать, как звали этих мальчишек.

– Я родился в 1964 году, Володя. Когда мне было лет семь или восемь, мы переехали в Москву. Откуда мне знать, как звали соседей? И какое это имеет значение?

Генерал нахмурился. Благодаря записной книжке Николая Вяземского Бельский вновь почувствовал почву под ногами. Если выяснится, что одного из сыновей Анны Порох звали Павлом, это может быть доказательством происхождения Книжника. Слишком много фактов и совпадений для простой случайности. А значит, Вяземский, прав. Книжник действительно отправился в прошлое и помог его деду выжить. Выяснить бы, зачем?

Бельский достал телефон и набрал номер Терехова. Попросил найти и отправить ему любую информацию об Анне Порох, какую тот сможет найти. Закончив разговор, он взглянул на профессора.

– Терехов жив. Я только что разговаривал с ним. Возможно, мы найдем подтверждение твоей теории и поймем, кто прав. Дима пришлет мне все, что сумеет найти. И, Петр, – Бельский выдержал паузу, – я бы никогда не послал его к Книжнику.

Вяземский промолчал, но в его взгляде генерал ясно увидел – профессор знает, что он легко пожертвовал бы Тереховым для достижения своих целей. И он действительно посылал полковника в Москву, но в последний момент передумал. Не из жалости, а лишь представив на минуту, что Терехову улыбнется удача. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, генерал спросил:

– Как думаешь, зачем ему это? И как же парадоксы, о которых ты мне рассказывал?

– Не знаю, – вздохнул профессор. – Специалист по Книжнику у нас ты. Может, хотел помочь кому-то. Может, хотел просто увидеть прошлое. Но даже если все это случилось само собой, мы должны быть ему благодарны. Я помню… – профессор замялся, – альтернативную историю Ленинграда, и она намного ужаснее. Что касается парадоксов – ты же понимаешь, что они всегда были только предположениями.