Джаспер Ффорде - Вечный кролик [litres]

Меня не столько раздражали расхождения в фактах и утрата моего собственного дома, сколько то, что всем, похоже, было все равно. «Ехидный левак» сообщил о пожаре на шестой странице, но из-за недостатка фактов и из-за того, что Переселение занимало почти все пространство, выделенное под статьи про кроликов, о нападении на Хемлок Тауэрс позабыли менее чем через двадцать четыре часа.

А вот про меня никто забывать не собирался. Ежедневное издание «Нейтральный Взгляд» назвало Мистера Ллисъа «любимым многими, уважаемым слугой народа и заслуженным героем войны», а «Чистая Правда»: – «преисполненным рвения и решимости лисом, без остатка посвятившим себя интеграции видов». Газета «Британец» пошла еще дальше, назвав его «истинным патриотом Британии, жестоко отнятым у отечества одним низменным выродком», а «Ладлоуский Горн» воспевал его как «неустанного борца за интересы кроликов».

– Переселение, – сказал Найджел Сметвик, произнося речь на поминальной службе по мистеру Ллисъу, – не будет сорвано из-за трагической смерти хорошего друга и преданного слуги Ее Величества, единственной целью которого было помочь кроликам найти собственный дом, где они могли бы радоваться жизни и работать. В память об усердных трудах мистера Ллисъа мы ускорим сдачу проекта «Мегакрольчатник». Через месяц кроликов, не вызвавшихся переехать туда добровольно, начнут переселять силой. Уровень принуждения будет зависеть от их покорности.

Вечером второго дня меня перевезли через дорогу, чтобы я мог ненадолго предстать перед Херефордширским мировым судом. Присутствие полиции было значительным, поскольку убийство Старшего Руководителя разгневало множество лепорифобов, как умеренных, так и отъявленных. Думаю, наименее оскорбительным выкриком в мой адрес было «шлюшка Нокси», но я слышал и другие, в основном грубо повторявшие граффити, намалеванное на двери моего гаража.

Я признал свою вину в убийстве, и слушание по этому делу, а также по второму обвинению в интимной связи, было назначено на следующий месяц, чтобы стороны обвинения и защиты могли подготовить свои доводы в отношении приговора. Мне дважды пришлось обсудить процедуру суда с Лэнсом. Он сказал, что нам стоит попытаться найти кроликов на роль присяжных, но я объяснил ему, что, поскольку я уже признал свою вину, присяжные будут не нужны. Кроме того, кролики, не будучи людьми, все равно не могли ими быть.

– Да, я понимаю, – сказал Лэнс, – но все равно считаю, что идея хорошая. А я могу кричать «протестую»? Всегда хотел это сделать.

– А у вас есть против чего протестовать? – спросил я.

Лэнс немного подумал.

– Сегодня утром завтрак в гостинице был не очень.

После часа бумажной волокиты меня отвезли в Леминстерскую тюрьму Ее Величества. Ехал я в маленьком фургоне с единственным окошком, которое находилось высоко и было сильно затонировано. По пути я мог разглядеть лишь кузовы высоких грузовиков, телеграфные столбы и опоры мостов, но не более того.

Меня снова оформили, выдали вещи, и, когда я посмотрел короткую, но забавную сценку тюремного театрального кружка о том, как не оказаться заколотым в душе, ко мне вышел сам комендант.

– Здравствуйте! – жизнерадостно сказал он. – Квентин Праттс, комендант тюрьмы. Можете звать меня просто «Кум». Могу вас заверить, что ко всем заключенным здесь относятся достойно, с уважением и безо всяких предубеждений. Вы ведь Питер «Зайцеблуд» Нокс, верно?

– Называйте меня просто Нокс, Кум.

Мы направились в часть здания, где содержались арестанты. Позади нас шел охранник, державшийся на расстоянии.

– В моей тюрьме царит спокойствие, – сказал комендант, – и поскольку причиной вашего заключения стала известная любовь к кроликам, я должен спросить, нужно ли мне изолировать вас ради вашей же безопасности?

Я надолго призадумался, тщательно все обдумывая. Хотя так и правда могло быть безопаснее, меня совсем не радовала компания, в которой мне пришлось бы оказаться. В изолированном корпусе содержались в основном банкиры, любившие поговорить об обеспеченных долговых обязательствах и кредитных дефолтных свопах. Чего никто не ожидал после обвала 2008 года, так это того, что второй крупнейшей группой после кроликов в тюрьмах станут обезумевшие банкиры-инвесторы, коррумпированные представители рейтинговых агентств и изворотливые бухгалтеры крупных компаний [64] Вот бы и в реальной жизни было так же. . Сидеть вместе с ними мне совсем не хотелось. Так что я решил попытать счастья с обычными заключенными.

– Нет, сэр.

– Вот и хорошо. Несколько сторонников превосходства гоминидов отбывают у нас срок за всякие безобидные выходки, которые почему-то сочли незаконными, и, учитывая ваше прошлое, вам стоит их избегать. Еще у нас сидят примерно шесть дюжин кроликов, – прибавил он, – и они те еще смутьяны. Я не потерплю у себя никакого межвидового панибратства. Кролики держатся сами по себе, и нас это устраивает. Поняли?

– Понял.

– Хорошо.

Мы вошли в крыло «Д», посреди которого стояли диванчики и несколько столов для пинг-понга. Камеры располагались на двух уровнях, и на балконе верхнего я увидел охранников, облокотившихся на поручни, крутивших в руках ключи и внимательно следивших за нами.

– Это первая из экспериментальных тюрем «в стиле телевизионных сериалов», – сказал комендант. – Они спроектированы так, чтобы заключенные не чувствовали себя угнетенными жестокой устаревшей системой лишения свободы, а чтобы им казалось, словно они участвуют в реалити-шоу.

– Я о таком слышал, – сказал я, с любопытством глядя по сторонам.

– Планировка тюрьмы – лишь один из ТВ-стереотипов, которые применяются здесь, в Леминстерской тюрьме, – сказал комендант. – Вы увидите, что тюрьма ровно такая, какой вы ее себе представляли: охранники в целом злые и грубые, за исключением одного мямли, которым легко манипулировать. Заключенные – не те, что почти никогда не задумываются о последствиях, имеют проблемы с психикой или принадлежат к маргиналицированным меньшинствам. Вместо них здесь сборная солянка из различных социально-экономических групп вперемешку с региональными стереотипами. И вместо того, чтобы переживать о превратностях судьбы, из-за которых они попали сюда и покатились по наклонной к депрессии и наркозависимости, они предпочитают философствовать о жизни в ироничной и интеллектуальной манере.

– И это работает?

– Уровень рецидивизма снизился на восемьдесят шесть процентов, – сказал он, – так что да, похоже, работает. Да и заключенные переносят сроки проще, если, конечно, они не попадают на «месяц сурового реализма» – тогда у нас становится мрачно и опасно, начинаются бунты, и людей закалывают заточками. Но он у нас только что прошел, так что в ближайшие месяцев десять вы в относительной безопасности.