Джаспер Ффорде - Вечный кролик [litres]

– Но ты-то в порядке?

Она посмотрела на Харви, затем снова на меня и улыбнулась самой лучезарной улыбкой.

– Я никогда не была так счастлива.

Я собирался сказать ей, что давным-давно хотел это от нее услышать, но меня прервал мощный взрыв, превративший половину ворот в руины. Наступление началось. Послышался громкий треск координированного артиллерийского огня, и залп снарядов влетел в колонию, взрываясь промеж грядок с огурцами и фасолью. Я услышал рев танковых двигателей, въехавших в разрушенные ворота вслед за бульдозерами. Но страшнее всего были возгласы, гиканье, крики и лай воодушевленных лисов и вопли испуганных кроликов.

Пока мы смотрели и слушали, стоя среди столбов дыма, поднимавшегося вверх и стелившегося по холму, у северных ворот раздался второй взрыв, и еще один залп артиллерии разнес сады, обнажив освещение туннелей внизу.

Я видел, как Конни смотрит сквозь клубящийся дым на богатую, плодородную землю Глостершира. На его мягкую почву и густую траву. Лето еще не закончилось, и вечерами до сих пор было достаточно светло, чтобы кролики могли всласть попрыгать. Конни повернулась к преподобной Банти, и они обе согласно кивнули.

– Я завершу круг, пока не пострадали слишком многие, – сказала Банти. – Я думала, что наше присутствие в этом мире хотя бы заставит людей остановиться и подумать, но, похоже, этому не бывать. По крайней мере, пока. Возможно, это еще случится. Будем надеяться. Вам лучше попрощаться.

Конни повернулась ко мне.

– Для нас все плохо складывается, Пит. Нам нравилось кататься на машинах, разговаривать и смотреть телевизор, да и носить одежду и ужинать в ресторанах было просто здорово. Но эта ненависть, этот страх, эта жадность. Они же просто бессмысленны . Вы пытаетесь построить мир двадцать первого века, думая и рассуждая как неандертальцы.

– Думаю, такова наша природа.

– Я не согласна, – ответила она. – Люди прекрасно понимают, как нужно себя вести, и часто так и делают. Но как же становится грустно, когда одно правильное действие тонет в бесконечных разговорах, ведущихся не ради того, чтобы найти путь вперед, а ради оправдания мелочной зависти и бестолковых предрассудков. Если вы собираетесь говорить, то говорите по существу, пусть ваш разговор будет полезным и прогрессивным, а не отвлекает внимание и попусту тратит ваше время на то, чтобы оправдать неоправданное и отложить настоящий диалог, который все равно должен состояться.

Иногда, чтобы сказать, как быть хорошим человеком, нужен не человек. Сметвик, АКроПаСК, «Двуногие» и все те, кто обвинял кроликов в неразумном перенаселении, зашли в своем лицемерии до предела, хотя на самом деле им стоило обвинять самих себя. Не кролики были кроликами, а мы сами.

– Что за круг вы завершаете? – спросил я, когда молельня стала жертвой прямого попадания и окуталась огненным взрывом.

– Мы возвращаемся домой, – просто сказала она. – Пока что мы сделали все, что могли.

Я посмотрел на Пиппу, крепко прижимавшуюся к Харви, и понял, в чем состоял их план. Какая бы сила ни дала кроликам человечность, она же с легкостью могла ее забрать. Очеловеченные кролики действительно возвращались домой, в свое исходное состояние.

Они видели достаточно. Они собирались обратиться вспять .

Конни крепко сжала мою руку своими лапами.

– Пойдем со мной? – сказала она. – Я не могу обещать, что у нас будет интеллектуальная жизнь, и в ней точно не будет булочек, малинового джема, «Панорамы» и фильмов братьев Коэн. Но мы сможем скакать по лугам сколько захотим – а это уже здорово, – и мы с тобой будем вместе.

Я посмотрел вокруг. Почувствовав, что круг вот-вот завершится, кролики начали отступать с передовой, и я видел, как показался первый танк. Он на миг замер, а затем выстрелил, и снаряд просвистел у нас над головами и прорвался через кроны деревьев.

– Я не уверен, что из меня получится хороший кролик, – сказал я. – И потом, я недостаточно сделал, чтобы это заслужить. Я не убивал мистера Ллисъа, я всего лишь взял на себя вину, а в том, чтобы поступить правильно, нет ничего храброго, благородного или особенного. Я мог сделать гораздо больше раньше, причем по своей воле. Но не сделал.

– Ты сделал хоть что-то , – сказала Конни. – Крошечные перемены происходят благодаря крошечным действиям.

– И «крошечного» достаточно?

– Большинство могут сделать лишь это. Не всем нам быть революционерами, но если с проблемой борется достаточно людей, то они могут что-то изменить. Так ты пойдешь?

– Кто-то должен рассказать эту историю, – сказал я. – Тебе придется вернуться домой одной.

– Тогда, быть может, в другой раз?

– Да, – сказал я, – быть может, в другой раз.

Она улыбнулась и поцеловала меня, прямо там, среди свистящих снарядов, пролетавших над нашими головами, и испарений бездымного пороха. Только что заработали гаубицы, и грохот разрывающихся боеголовок заполнил воздух.

– Прощай, Питер, – сказала она, бросая взгляд туда, где над горизонтом взошла полная луна. – Я вернусь и найду тебя. Не сразу, но я это сделаю.

Я открыл рот, чтобы попрощаться, но она и остальные кролики уже исчезли. Не полностью , конечно же, – они лишь вернулись в то состояние, которое сами для себя выбрали, отказавшись от всего, что делало их людьми. Я посмотрел себе под ноги и увидел ее – маленькую крольчиху с коричневой шубкой, размером не больше кошки. Она была накрыта упавшим в грязь летним платьем, тем же самым, в котором она пришла в библиотеку много недель назад, невинно хлопая глазами и прося книгу «Крольчиха и предубеждение». Она, казалось, испугалась и припустила прочь, скача из стороны в сторону так, словно от этого зависела ее жизнь, и вскоре скрылась из виду в мохнатом ковре других паникующих кроликов, стремящихся убраться восвояси. Наступление быстро заглохло, когда Крольнадзор сообразил, что враг исчез и они обрушивают всю свою мощь на обычных полевых кроликов. Я стоял там, чувствуя себя опустошенным, потерянным и сломленным. Все, что я сам о себе думал, все, что, как мне казалось, символизировала моя страна, оказалось неправильным. Я не был особенным, и в конечном счете я ничего не изменил. Я был соучастником преступлений, совершенных против кроликов, и я предал собственное чувство природной справедливости. Я думал, что был хорошим парнем . Я не был прощен, я не изменился, я остался таким же порочным человеком, каким был до того, как Конни случайно вернулась в мою жизнь. Единственной разницей между мной тогда и теперь было то, что я все это осознал. Теперь судить Питера Нокса нужно было по тому, что он сделает с этим знанием в грядущие месяцы и годы. Я довольно долго стоял там, прислушиваясь к недоуменным крикам лисов и к тому, как стихает и замолкает артиллерийская канонада.