Анна Семироль - Игрушки дома Баллантайн [litres]

«Я все думаю… Нас только трое теперь – я, Хлоя и Коппер? Или еще есть хоть кто-то…»

– Наверняка есть, – пытается ободрить ее генерал. – И их так же, как я вас, прячут родные.

Долорес смотрит на него виновато, пытается улыбнуться, но губы дрожат, кривятся… Раттлер видит, что дочь почти плачет, порывисто обнимает ее, целует в макушку.

– Ло, да что с тобой такое?

«Сколько человек я убила, папа?»

– Глупышка моя, ну откуда такие мысли? Никого ты не убивала. – Главнокомандующий говорит с ней таким тоном, которым обычно успокаивают маленьких детей. – Ни ты, ни Коппер, ни Хлоя.

«Газеты пишут, что перерожденные – убийцы. Все до одного. Требуют сдавать тех, кто уцелел. Папа, если это правда, то зачем ты покрываешь убийц? А если нет… Зачем люди с нами так? Почему мы должны скрываться, как крысы, если мы невиновны?»

Долорес торопится, нервничает, половину ее слов-жестов отец скорее угадывает, чем понимает.

– Сядь, Долорес. Сядь и успокойся. Пожалуйста, – тут же мягко добавляет он. – Послушай меня. Твой отец тебе хоть когда-нибудь лгал?

Она качает головой, прячет лицо в ладонях.

– Ло, пойми: в Нью-Кройдоне случилась катастрофа. Тысячи погибли по прихоти одного человека, превратившего любящих людей в убийц. Но большинство этого не понимает и видит в перерожденных угрозу. И прежде всего этого не понимает император. Я полагаю, надо выждать время, пока страсти поулягутся, и тогда я снова постараюсь объяснить ему истинное положение вещей.

Девушка опускает руки, медленно отступает к дверям.

«Раньше были любящие семьи и родные, папа. Теперь есть куклы и люди. Люди всегда разбрасывали свои игрушки или запирали в шкафах».

– Долорес, постой! – кричит генерал, но поздно. Шуршит пышное платье, ковровая дорожка заглушает удаляющиеся шаги.

И только тут Уильям Раттлер замечает сидящего на кушетке Коппера.

– Ну что? – рявкает он. – Что я должен был ей сказать?

Коппер отрешенно пожимает плечами.

– Я никогда ей не врал и не собираюсь впредь. Я всегда находил с ней общий язык. Почему сейчас она так… так…

Раттлер никак не может подобрать слова, смотрит на Коппера беспомощно.

«Ты любишь свою дочь, Уилл. Она привыкла видеть в родителях защиту. А сейчас твоя девочка поняла, что ты ничего не можешь сделать для того, чтобы она жила как прежде. И она напугана. Она не хочет верить в то, что для нас все кончено».

– Какое там «кончено», Коппер? Ты о чем? – вскипает генерал.

«Указом Его Императорского Величества все семьи, владеющие перерожденными, обязаны сдать оных добровольно, – цитирует Коппер приказ, который главнокомандующий знает наизусть. – В случае сокрытия кукол или оказания сопротивления при их изъятии к владельцам перерожденных будут применены санкции вплоть до расстрела на месте».

Подполковник закладывает руки за голову и насмешливо смотрит на Раттлера. «Возрази, ну!», – читается в его взгляде. Сэр Уильям долго молчит, потом спокойно произносит:

– Я не думал, что ты так быстро сдашься, Коппер. Даже не попробовав побарахтаться.

«Уилл, барахтаться будут те, кто сейчас занят выживанием в Нью-Кройдоне. Я здесь у тебя как на курорте: развлекаю дамочек, вожусь с механизмами. Но помяни мое слово: те, кто до сих пор в Нью-Кройдоне, кто уцелел, не станут сидеть и ждать, когда за ними придут».

– Я тебя не понимаю, старый лис. То ты говоришь, что все обречены на забой, то тут же предрекаешь сопротивление.

«Мой генерал, может ли идти речь о помиловании для тех, кто станет сопротивляться? Мы сами себя добьем, Уилл. Мы были людьми. А человеческая натура такова, что, когда надо сидеть тихо, мы рвемся на баррикады».

Генерал хмурится и кивает. Хлопает Коппера по плечу и тихо говорит:

– Да, ты прав. И я тебя об одном попрошу: сохраняй разум холодным. Я слишком редко выбираюсь к вам сюда, а Элеонор не справится с Ло, если та вдруг запаникует.

Коппер беззвучно смеется, разводит руками.

«Я чувствую себя махараджей! Кругом сплошные женщины! И не волнуйся, Уилл. Я знаю твою дочь с пеленок. И случись что – буду рядом».

Двадцать третьего ноября сержант Фред Иванс сменяется на своем посту и отправляется ужинать в маленький ресторанчик в центре города. Допоздна они с друзьями отмечают успех очередной операции, вино льется рекой. Глубоко за полночь хмельная компания расходится. На утреннем построении сержант Иванс отсутствует. Через несколько часов выясняется, что домой он так и не дошел.

Спустя два дня тело Фреда Иванса находят в сточной канаве недалеко от мэрии. Выпотрошенное, с зашитым грубыми стежками ртом. Осмотрев тело, криминалисты единогласно приходят к выводу, что смерть сержанта наступила из-за тяжелых побоев.

– Его не иначе как доской с гвоздями били, сэр, – докладывают Уильяму Раттлеру. – Череп и мелкие кости кистей рук раздроблены. Тело изрезано то ли бритвой, то ли скальпелем – но эти повреждения нанесены уже после смерти. В рот набиты мелкие механические детали. Предположительно, смерть наступила от тридцати до тридцати пяти часов назад.

– То есть в ночь, когда он вышел из трактира? – мрачно спрашивает главнокомандующий, рассматривая принесенные криминалистами фотографии.

– Так точно, сэр.

– Каков предполагаемый портрет убийцы? Мотивы?

Невысокий пожилой следователь поджимает бледные губы.

– Мотивы неясны. Убийство совершено с особой жестокостью, можно предположить что-то личное.

– Или маньяк, – мрачно вставляет реплику его коллега помоложе.

– Или. В любом случае мы имеем дело с человеком впечатляющей физической силы. Левшой, что немаловажно. И, очевидно, с нездоровой психикой.

Раттлер снимает очки, откладывает фотографии в сторону, трет переносицу. Чтобы уложить высоченного крепкого сержанта, действительно требуется немалая сила. А если учесть, что Иванс служил в спецотряде и имел прекрасную боевую подготовку, становится совсем уж нехорошо.

– Иванс был одним из лучших ликвидаторов, господа, – медленно цедя слова, говорит генерал. – Всем вам известно, что зачистка Нью-Кройдона от перерожденных поручена мне. Я сам формировал отряд ликвидаторов, потому каждого из них знаю лично.

Пожилой криминалист черкает что-то в записной книжке. Следователь помоложе внимательно слушает главнокомандующего, кивает.

– Сэр, у вас будут какие-нибудь версии? – негромко спрашивает он.

Раттлер собирает фотографии со стола, пакует в серый конверт, передает криминалистам.

– У парней опасная работа. Вероятно, это была месть за кого-то из перерожденных. В маньяка я слабо верю, прошу меня извинить.

Криминалисты горячо благодарят господина верховного главнокомандующего за сотрудничество, обещают сообщать, как только появится новая информация, прощаются и уходят.