Анна Семироль - Игрушки дома Баллантайн [litres]

– Пенни, – тихо зовет он. – Пенни Лейн, прости меня.

Она протягивает ему правую руку ладонью вверх. На ладони обручальное кольцо. Джорджио медлит, забирает.

– Это ничего не значит, Пенни. Ты нужна мне. Кем бы мы теперь ни были.

Пенни Лейн встает и уходит в свой фургончик. Фокусник до утра сидит на ступеньках под дверью. Обручальное кольцо покачивается на стальной цепочке у него на шее.

Рано утром Пенни надевает трико, сверху – яркое короткое платьице, повязывает на шею кокетливый бант, седлает Хоруса и уезжает в город. В седельной сумке – вытертый гимнастический коврик, цветные деревянные шары, ленты и скакалка. Весь день девушка жонглирует на одной из нью-кройдонских площадей и пляшет под скрипку бродячего музыканта, а к вечеру возвращается в балаганчик и кладет на стол Ма набитый медяками кошелек.

«Я не стану обузой, Ма. Я отработаю».

Суровое лицо хозяйки балаганчика расцветает улыбкой.

«Переоденусь к выступлению», – машет рукой Пенни и убегает.

Она чувствует себя странно. Весь день плясать, жонглировать, крутить сальто – и ни малейшей усталости. «Надо этим пользоваться! Я должна помогать труппе», – решает Пенни. Теперь она работает каждый день, с утра до позднего вечера. Джорджио смотрит на нее глазами побитого пса, Пенни посылает зрителям воздушные поцелуи и улыбается всем, кроме печального седого фокусника.

Каждую ночь Джорджио спит на ступеньках ее фургончика. Дважды Пенни вылезает в окно, поправляет на спящем плед. В третий раз Джорджио ловит ее за механическое запястье.

– Я тебя прошу, Пенни…

Она настолько резко выдергивает руку, что ее пальцы ранят ему ладонь.

«Я больше не твоя жена Пенни, Джорджио. Пойми и не трать время на мертвую куклу, – говорит она, равнодушно глядя ему в лицо. – Еще живой я стала тебе не нужна. Ты месяц проводил время с другой, помнишь?»

– Я ошибся. Я прошу прощения.

«Зато я не ошиблась. Ни разу. И мне жаль только медведя, которого ты убил».

С того разговора он больше не ищет встречи с ней. В выступлениях ему ассистирует младшая дочка Ма – темнокосая пятнадцатилетняя Чарлин. Пенни работает соло или в паре с атлетом Соломоном. Так продолжается почти год.

В Судную Ночь взбесившуюся Пенни Лейн запирают в пустующей медвежьей клетке. Джорджио не оставляет ее без присмотра ни на минуту. Когда сигнал транслятора перестает терзать сознание девушки, она сутки спит, зябко сжавшись на дощатом полу. Джорджио очень хочет укутать ее в одеяло, но боится открыть клетку.

Через несколько дней за перерожденной гимнасткой приходит военный патруль. Пенни слышит шум у балаганчика, брань, потом выстрелы. Подбегает бледный Джорджио, гремит связкой ключей.

– Пенни, милая, это за тобой. Я тебя выпущу и бежим скорее.

Пенни пятится в дальний угол клетки, качает головой. Она помнит все, что творилось с ней в последние дни, и ей страшно при одной мысли, что приступ безумия повторится и она убьет Джорджио. От страха она забывает все слова на амслене и лишь смотрит за спину Джорджио круглыми от ужаса глазами.

– Иди сюда, быстрее. Нельзя терять…

Он осекается на полуслове, наваливается всем телом на прутья решетки. Пенни смотрит на стальное жало штыка, прошившее грудь Джорджио насквозь, на кровь, капающую на землю, и беззвучно кричит.

– Куколка-куколка, – смеясь, манит ее капрал, лицо которого Пенни запомнит до конца своих дней. Первых всегда помнят.

Пальцы-стилет бьют в горло капрала снизу вверх. Пенни Лейн ногой отталкивает еще хрипящее тело, вываливается из клетки и опускается на колени рядом с Джорджио. Целует открытые карие глаза, надевает на себя его шляпу и беззвучно отчаянно плачет.

Она не сопротивляется, когда солдаты поднимают ее и уводят с собой. Она безучастно смотрит на разгорающийся гигантским костром балаганчик, который поливает водой из хобота слон, на распростертые в пыли тела Ма, Соломона, карлика Тома. Она видит отражение неба в мертвых глазах Чарлин и укротителя Джеймса.

«Я больше не умру, – беззвучно шепчет Пенни Лейн. – Я вернусь. Моя ненависть мне поможет».

Сутки она стоит в молчаливой, ожидающей своей участи толпе. «Я больше не умру», – повторяет она снова и снова. «Я больше не умру», – говорит она, улыбаясь, когда на площадь выползают танки. Толпа теснит Пенни, она с трудом держится на ногах, передает из рук в руки детей, стараясь подсадить их повыше, забрасывает на танк перерожденную девочку в голубом шелковом платье. Спотыкается, падает. Механическая ладонь ложится на решетку канализационного стока.

«Совсем скоро почувствуешь, что ты больше не маленькая слабая девочка, которой можно вертеть, как тростинкой. Ты вырастешь очень быстро, Пенни. Вот увидишь», – звучит в памяти голос сенатора Баллантайна.

Пенни Лейн поднимается, тянет решетку вверх, и та поддается. Девушка выпрямляет спину, смотрит на балкон здания мэрии и машет шляпой высокому крепкому старику: «Я вернусь!»

Ее толкают в спину, она снова падает, толпа несет ее в сторону от спасительной решетки, но Пенни упрямо рвется обратно, расталкивая обезумевших от ужаса и безысходности кукол.

И когда до канализационной решетки остается меньше двух футов, Пенни Лейн поднимает голову и видит нависшую над ней серую громаду танка. С траков сыплются мелкие механические детали, трепещет на ветру обрывок голубого шелка. Девушка закрывает глаза и бросается вперед.

«Я больше не умру. Я вернусь. Моя ненависть мне поможет».

– Восхитительный чизкейк, леди Баллантайн! У вас умелый повар, надо отдать должное.

Пожилая женщина в темном старомодном платье улыбается одними губами, ставит на блюдце прозрачную чашку с чаем. Танцуют чаинки в темно-янтарной жидкости.

– Благодарю, консул. Сладкое я готовлю сама, но и мой повар также достоин похвалы. Приезжайте к нам в гости с супругой, я с удовольствием поделюсь рецептом чизкейка.

– Увы, я не женат, – разводит руками консул.

– Вы молоды, у вас все впереди, – уверенно говорит леди Баллантайн.

– К сожалению, я на государственной службе, и тут не до личной жизни.

– Мистер Солсбури, вы верите в судьбу? Она иногда преподносит нам совершенно неожиданные сюрпризы.

Консул промокает аккуратные усы салфеткой, пожимает плечами.

– Я материалист, госпожа Виктория.

В коридорах замка слышится приближающийся топот, тяжелая дверь в зал, где пьют чай леди Баллантайн и консул Солсбури, приоткрывается, на ковер плюхается мокрый снежок.

– Опять она бегает! – в сердцах восклицает госпожа Виктория. – Прошу прощения, мистер Солсбури, это моя внучка. Никак не научу ее вести себя, как подобает юной леди.

– Да-да, – кивает консул. – К сожалению, в прошлый раз нам не довелось познакомиться.