Ксения Никольская - Двери открываются [litres]

В жизни Оля оказалась такой же милой и уютной девушкой, как и на изображении в Катюше. Она смешно и трогательно смущалась и, разговаривая с Борисом, постоянно искоса поглядывала то на мать, то на отца. А ещё она пришла в неописуемый восторг от борисовских карамельных палочек и тут же стала деловито делить их на 4 кучки. Борис хотел было отказаться от своей, но Оля настояла на том, чтобы он тоже попробовал их, и они все вместе, вчетвером, пили чайный напиток, заедая его этим невиданным доселе лакомством.

Олины родители были немногословны. Мать задала ему пару дежурных вопросов о службе и о работе, отец внимательно слушал и почти ничего не говорил. Только рассказ о ранении вызвал в нём интерес, и он даже задал Борису пару вопросов о расположении его воинской части и имени её начальника. Борису был знаком этот тип бойцов, к которому принадлежал Олин отец. Они были в каждом взводе – тихие и до поры до времени неприметные одиночки, сторонящиеся сослуживцев, но демонстрирующие уважение и безусловное почтение к старшим по званию. Такие бойцы быстро продвигались по службе, оставляя далеко позади тех, кому не удавалось завести связи с нужными людьми и в подходящий момент продемонстрировать свою готовность пожертвовать всем на благо родины. Юрий Филиппович дослужился до подполковника и ушёл в запас, получив, как было заметно по обстановке в квартире, неплохую пенсию.

После чая родители намекнули, что Оля уже может показать Борису свою комнату. Получив разрешение, девушка радостно вспорхнула со своего места за столом и жестом пригласила Бориса последовать за ней. В комнате было довольно светло и очень уютно. Обои на окнах показывали типичные девчачьи картинки, как будто хозяйке было лет девять: розочки, сердечки, мультяшных лошадок и смешных попугайчиков. Борису вдруг стало весело, и он, забыв о суровом подполковнике Юрии Филипповиче, почувствовал себя почти как дома. Они сели на Олин диван, подальше друг от друга, но не так далеко, чтобы это мешало им разговаривать вполголоса.

– Оля, а какие трансляции вы пишете? – не зная, с чего начать, спросил Борис.

– Борис, давай на «ты», ладно? Я… я специализируюсь на политических темах. Но это же так скучно! Скажи мне лучше, ты веришь в гороскопы?

– Не знаю, наверное нет. Я верю в выбор. А ты?

– А я верю, хоть и сама сочиняю их для развлекательных трансляций, когда других заказов нет. А знаешь, давай сочиним свой гороскоп? Это и будет тот выбор, в который ты веришь.

– Я не умею сочинять, только рисовать. Когда рисуешь, картинки сами приходят в голову, нужно просто успеть перенести их на экран, пока они не растворились.

– Это называется вдохновение, да?

– Раньше, вроде, так называли…

– Я научу тебя сочинять. Смотри, это просто. Берёшь одно важное для тебя слово, ну, хотя бы, «любовь» и окружаешь его другими, лёгкими словами так, чтобы получилось красиво. Слушай: «неземная любовь пронзила его сердце», правда здорово?

– Да, мне нравится.

– Ну что, будем вместе сочинять наш общий гороскоп?

И они напребой начали говорить важные для них обоих слова и окружать их другими так, чтобы получалось красиво. Через полчаса их совместный гороскоп был готов, но вскоре транслятор, в который уже был загружен маршрутный лист Бориса, объявил, что его время нахождения в олином помещении заканчивается. Он засобирался домой. В коридоре Борис неуверенно ткнулся носом в Олину мягкую щёчку, что должно было означать прощальный поцелуй с надеждой на новую встречу, и тут же заметил её сурового папашу, выглядывающего из приоткрытой двери родительской комнаты. Борис сконфузился и выронил из рук микрочип, который собирался приложить к считывающему устройству для выхода. Оля весело засмеялась и бросилась сама подбирать чип, Борис тоже нагнулся, и их руки на секунду сомкнулись над лежащим на полу квадратиком. Оба покраснели, и Борис вылетел из квартиры, боясь опоздать к открытию своей двери. Он очень надеялся на то, что это несуразное происшествие не омрачит их дальнейшие отношения.

На следующий день, в первый интервал для общения, Борис получил послание, которое он запомнил надолго. Было заметно, что Оля заранее выучила текст, но, несмотря на это, сильно волновалась, зачитывая его.

«Борис, я всю ночь не спала и думала о тебе. Я считаю, что мы должны быть вместе прямо с этого момента и навсегда. Так говорит наш гороскоп. Мои родители пока об этом не знают, но, я уверена, что они поддержат нас. Я заказала маршрутный лист, и тебе надо будет его подтвердить. Мы сможем увидеться через три дня! Я буду очень ждать. Твоя Оля».

«Дорогая Оля! Я тоже всю ночь думал о нашем свидании и хочу сказать тебе, что это был один из лучших моментов в моей жизни. Раз уж мы вместе написали наш общий гороскоп, теперь нам нужно сделать так, чтобы он стал реальностью. Я рад, что это не только мой выбор, но и твой. Через три дня я скажу тебе что-то очень важное, я хочу сказать это не в сообщении, а лично, глядя в твои глаза, которые я до сих пор вижу во сне и буду видеть всю оставшуюся жизнь».

Они действительно увиделись через три дня, а потом ещё через три, а потом Катюша объявила, что они оба израсходовали все маршрутные листы на этот месяц, и им пришлось ждать следующего. Каждый день они обменивались сообщениями, и Борис уже привык начинать утро с милого Олиного голоса, звучащего из уже не бездушного транслятора. Он представлял себе, как они обоснуются в его маленькой комнатке (он почему-то не хотел переезжать к олиным родителям, возможно, из-за того, что надолго запомнил оценивающий взгляд её отца из-за дверной щели в тот первый день их знакомства), как купят новую мебель и новые кастрюли (одну он собирался подарить Юлиане Павловне), как каждое утро он уже не будет просыпаться в одиночестве и до половины дня лежать в кровати, не зная, чем себя занять. До конца месяца было ещё так долго – целых восемнадцать дней!

«Здравствуй, Оля! Кажется, что только вчера мы сидели в моей комнате, и ты так трогательно поправляла покрывало на моей неудобной кровати и отскребала засохшие остатки супа с моего стола. Я до сих пор вижу тебя здесь, как будто ты и не уходила никуда, как будто ты была тут всегда. Я, конечно, опять насвинячу к твоему следующему приходу, но от этого я буду ждать его ещё сильнее».

«Борис, твоя комната, конечно, показалась мне не большой и не очень чистой, но для меня это не главное. Конечно, стоило бы иногда убираться, хотя бы просто потому что это хороший способ скоротать время до нашей следующей встречи. Это не сложно, я обязательно тебя научу».

«Дорогая Оля! Конечно я буду убираться, это я просто пошутил. Обещаю тебе, что в следующий раз, когда ты придёшь, ты не узнаешь моей комнаты. А вообще, как ты сама? Чем занимаешься, какие трансляции пишешь? Я на днях получил интересный заказ: нужно было нарисовать бойца, возвращающегося домой с фронта и его встречу с семьёй. Мне было так приятно его выполнять, потому что я видел в этом бойце себя, возвращающегося к тебе – в свою семью.»