Ксения Никольская - Двери открываются [litres]

– Вы уже проголосовали? – бойко поинтересовался волонтёр.

– Нет, только собираюсь, – каким-то механическим голосом ответил Борис.

– Ваша стойка где-то рядом? Могу я вас проводить?

– Нет, спасибо, я сам. Я уже не первый раз голосую.

– И правильно делаете! Вы же помните, что Государству важен каждый из нас?

– Да, помню.

– Ну идите быстрее, может быть, ещё успеете на трансляцию речи Президента.

– Да я уже послушал…

– Ничего-ничего, послушайте ещё раз. В следующий раз обращение будет только через полгода. Обязательно послушайте, вы найдёте в ней много нового для себя.

– Хорошо. Постараюсь, – и Борис, пошёл прочь, твёрдо наступая на хрустящую листву. В руках он вертел карточку, которая почему-то стала какой-то особенно острой и горячей.

На площади, действительно, передавали речь президента. Её было слышно издалека, и Борис различил уже знакомые слова, эхом отскакивающие от окруживших площадь домов. «Кто-то из вас уже сделал свой выбор, кому-то из вас это ещё предстоит, но, дорогие соотечественники, я хочу напомнить вам об одном: где бы вы ни были, чем бы вы ни занимались, я всегда стоял за каждым гражданином нашего Государства, оберегал вас и поддерживал в любых начинаниях. И я буду рядом до тех пор, пока хоть малейшая угроза будет существовать на нашей земле, пока каждый из вас не почувствует себя в полной безопасности, пока не исчезнет страх из ваших сердец. И когда это случится, я уйду, оставляя эту землю тому, кто по праву заслужил её. А сейчас я прошу тех, кто ещё не проголосовал, прислушаться к своему сердцу и выбрать того, чьё имя оно вам подскажет. Спасибо вам, дорогие друзья, граждане Союзного Государства». Речь закончилась, и над площадью на секунду повисла тишина, разорвавшаяся вдруг аплодисментами и одобрительными возгласами. Люди, все как один, подняли свои лица вверх, и на каждом из них сияла благодарная улыбка свободного человека. В небо полетели десятки воздушных шариков, и десятки детских голосов провожали их безмятежным смехом. И тут, над площадью, над пожелтевшей осенней листвой, над ржавыми трубами и фонарными столбами, над согнутыми годами крышами домов, над пахнущим то ли плесенью, то ли праздником городом, над всем Союзным Государством, омываемым пятью морями, раздались миллионы голосов, собранные в один общий букет, выкрикивающий только одно имя. И Борис вдруг понял: Правдин – настоящий. Да, это всего лишь нарисованная картинка, да, у него плохо двигаются губы, и речь немного запаздывает, но он – настоящий. Такой же реальный, как и сам Борис, как и все эти счастливые люди, как воздушные шарики, исчезающие в небе.

– Как вам это удалось? – в ужасе спросил он у голограммы.

– Всё очень просто, Гражданин Арсеньев, – ответил Правдин, неестественно выворачивая губы, – Я лишь дал людям то, чего они хотят, а взамен взял то, что им было не нужно.

– Но нельзя же лишать людей свободы! Она даётся каждому при рождении!

– Правильно, гражданин Арсеньев. Свободу нельзя отнять, потому что нельзя отнять то, чего нет.

– Но она есть, и я чувствую её!

– Ошибаетесь, мой друг.

– Я не друг вам!

– И вы опять ошибаетесь. Именно друг. Как и все собравшиеся здесь люди. А то, что вы чувствуете – это просто свежий воздух. Поговаривают, что он творит опасные вещи с нашим разумом после долгого нахождения в закрытом помещении. Свобода? Нет, мне не нужна ваша свобода, она же ничего не стоит. Так что советую вам вернуться домой, а то можете почувствовать ещё что-нибудь несуществующее.

– Вы думаете, я вас боюсь?

– Дорогой гражданин Арсеньев, я не умею думать. Я же нарисованная компьютерная модель, помните? Мне не надо, чтобы вы меня боялись, ведь страх – разрушительная эмоция. Не надо даже, чтобы вы меня любили. Мне достаточно будет, чтобы вы в меня верили.

– Так не верю в вас! – победно прошептал Борис, и прохладный ветерок вдруг подул прямо в его раскрасневшееся лицо. Да, время поджимало, и он пошёл домой, немного задержавшись у стойки для голосования.

– Славик?… – взволнованно подскочила к дверям Аня, которая ещё не переоделась после прогулки, – Борис, а где Славик? Он куда-то так быстро убежал с этим своим… велосипедом. Он разве не с тобой?

– Я не знаю, не видел его, – стараясь не смотреть ей в глаза пробормотал Борис и быстро скрылся в своей комнате.

Медлить больше было нельзя, настало время для катарсиса. Борис открыл свой рюкзак и достал карту памяти. Маленький чёрный прямоугольник, 40 лет дожидавшийся его в недрах университетского парка. Маленький, но каким могуществом он наделит его! Борис вертел его в руках, и старое боевое ранение нетерпеливо покалывало его в спину. Внезапно он решился. Он крепко зажал карту в пальцах и с усилием отломил от неё один кусочек. Небольшой кусочек, всего пару миллиметров, который отделился от основного и, став вдруг ненужным и одиноким, с тихим стуком упал на стол. За ним последовал ещё один, а потом ещё, и пальцы Бориса покрылись кровоточащими царапинами от острого пластика. Ещё. И ещё. Где-то вдалеке плакала Аня. Где-то, ещё дальше, в самоизоляторе растворялось тело Славика, а где-то, совсем близко, стоял Владимир Иванович Рогов с неестественно вывернутой ногой и остекленелым взглядом, и протягивал к Борису руки, пытаясь то ли остановить, то ли обнять его.

– Что, Владимир Иванович, не на это вы рассчитывали? – ехидно спросил у деда Борис, доламывая карту. – Что, думали, ваши иноагентские штучки прокатят со мной, гражданином Союзного Государства, Борисом Арсеньевым, внутренний код 152-АН1021? Нет, Рогов, вы ошиблись. Вы всегда ошибались, но, как упрямый баран, продолжали исступлённо биться в одну и ту же закрытую дверь, которая даже дверью-то никогда не была. Я – преступное отродье, и я никогда не смою с себя кровь тех, кого вы погубили. И это – мой личный катарсис, как назвал бы его Славик, которого вы, кстати, тоже убили. Так слушайте теперь то, что скажу вам я, которого вы когда-то считали своим внуком. Сегодня, 5 сентября 2070 года, я подошёл к стойке для голосования и громко, так, чтобы вы услышали это в своём аду, назвал имя настоящего, будущего и вечного Президента Союзного Государства. Я, гражданин Борис Арсеньев, внутренний код 152-АН1021, отдаю свой голос за Виктора Васильевича Правдина. И люди, проходившие мимо меня, улыбались мне так, как не улыбались ни в штабе по надзору и воспитанию, куда я попал по вашей вине, ни на фронте, нигде больше я не чувствовал такой любви и поддержки. Или вы хотели лишить меня и этого? Этой безликой, но такой родной толпы, заменившей мне семью, которой у меня никогда не было? Нет, Владимир Иванович, у вас снова не вышло. Вы – неудачник, профессор, не тот могущественный вершитель человеческих судеб, которым вы себя возомнили, а обычный среднестатистический неудачник. И я даже уже не ненавижу и не презираю вас. Вы мне просто противны, гражданин Рогов. Но я рад тому, что смог вас остановить, пока вы не убили ещё больше людей, и это – тоже мой катарсис. Очищение через страдание. Так прощайте же, Владимир Иванович. Я очень надеюсь, что больше вы меня не побеспокоите, а я, в свою очередь, обещаю полностью вычеркнуть вас из своей памяти и больше никогда не возвращаться к вам.»