Герман Фальк - Третий Шанс [litres самиздат]

Вместе дошли до дома и поднялись в кабинет. Дом был трёхэтажный. Комнаты располагались по периметру, образуя в центре атриум, и в этот атриум выходили все двери. По внутреннему периметру на всех этажах тянулись галереи с дубовыми перилами, покрытые ковровыми дорожками иранской работы. Лестницы тоже располагались по периметру атриума. То есть, можно было стоять на любом этаже и видеть другие этажи и входную дверь на первом. Лестницы были оснащены техникой для автоматического подъёма, но пользоваться им было не принято.

Мужчины поднялись на третий этаж довольно бодро, даже не запыхались. Охранники, дежурившие у кабинета хозяина, синхронно распахнули двери, и Ходырев с Пекарским вошли.

Стенька, уже успевший задремать в широком кожаном кресле, вскочил, протирая глаза.

– Здрасьте, Игнат Рафаэлич! – выпалили он с улыбкой. – Как поживаете, мил человек? Ничего?

От книжного шкафа, занимавшего всю дальнюю стену кабинета, навстречу вошедшим двинулся помощник Ходырева Фролов, неприметный молодой человек лет тридцати.

– Фролов, – вздохнул Игнат Рафаэлевич, – ну что же это такое…

Тот с улыбкой пожал плечами.

– Игнат Рафаэлевич, сами же клоуна просили.

– Ну так я же не знал, что так будет.

– А-а, – протянул Фролов, – а я-то тогда вас буквально понял. Если надо, вы скажите, посолиднее кого-нибудь найдём.

Вот была у Фролова такая манера – всегда серьёзен, и не поймёшь, когда шутит, а когда действительно имеет в виду то, что говорит.

Стенька подобострастно приблизился к вошедшим и протянул руку для пожатия, Игнату Рафаэлевичу, конечно, первому.

– Он священнослужитель, – заметил из-за плеча Игната Рафаэливича Фролов. – Ему длань целовать положено.

Ходырев улыбнулся и пожал руку Стеньке. Вслед за ним то же самое сделал Пекарский.

– Присаживайтесь, господа, – жестом предложил хозяин кабинета и сам уселся в кресло, лишь когда свои места заняли все остальные. Подали чай, кофе и немного фруктов и сладостей.

– Как ваши дела, Стенька? – серьёзно, но немного расслабленно спросил Фролов. – Судя по тому, что нам известно, к намеченному сроку цели мы достигаем, – и, поймав непонятный взгляд молодого священника, уточнил: – К январю у нас будет достаточное количество, в-первых, идеологизированного населения, а во-вторых, мобильных, приемлемо обученных и вооружённых отрядов народной милиции.

Стенька звучно отхлебнул чаю. Хорошо хоть из чашки пил, не из блюдца, а то ведь мог.

– Ну так чего ж, – начал он степенно, – народ идеологию, как сами видите, воспринял. Соскучились быдлы по высокому и прекрасному. То есть, по чистоте и чести, конечно. Да и не только быдлы, всякие, конечно, но в основном быдлы. Ну, и потянулись. Многие говорят, мол, подавайся, Стенька, в митрополиты Православной Церковью править, а то, мол, погрязли нонешние священники в мирском. Ну а я им, как договаривались, – вежливый поклон Ходыреву, – мол, не про то мы, милые люди. Мы же за истинную веру, а не за новую иерархию. Ну, и так тихо-мирно… Хотя, Маруська, которая из Тимофеевки, тогда, конечно, шума наделала. Говорил, думал, всё, пойдут теперь гонения со стороны властей! Ан нет, обошлось.

– Мы постарались, – быстро проговорил Фролов. – Надеемся, впредь…

– Да ну чего ты, Фролов! – Стенька энергично замахал руками. – Да неужто не понимаем? Так всем и втолковываем, мол, движение у нас мирное, мы за строгость, конечно, но без членовредительства. До поры до времени, конечно. Хотя, тяжко таковой баланс удерживать. С одной стороны, призываю к решительным действиям, а с другой, ближнего пальцем не тронь. Ну, и для будущих наших свершений нужно боевой дух воспитывать. Приходится объяснять, что мы учимся, как противостоять тем, кто захочет пресечь наше движение. Мол, многим, кто делает деньги на грешных утехах и нечестивом поведении (простите ради бога, Игнат Рафаэлич, то всё для пользы дела), наше движение скоро начнёт препятствия в их делах чинить, вот они и попытаются нас силой образумить. И многозначительно так добавляю, что о том я знаю наверняка. Потому, говорю, мы должны не только воинское искусство постигать, но и уметь быстро собраться в нужном месте: никогда не ведомо, где и когда и, главное, как враг ударит. А, может, говорю, и упреждающий удар нанести придётся.

Ну, и ещё, как договаривались, начинаю потихоньку готовить к отрицанию некоторых нынешних, кто у власти. Мол, попустительствуют. Одно дело генерал Федоренко, тот герой, по нему, конечно, сомнений никаких. А с другой, ну и там про бывших говорил, про всяких калинкиных, дворянских и прочих вместе с другом их Филатовым. И про нынешних, конечно, но осторожно. Нам до поры до времени призывы к свержению власти не нужны. А уж когда надо будет…

– Девятого января, – неожиданно вставил Ходырев. – Надо будет девятого января. Сам рассчитывай, как к этому дню обстановку накалить, но не перегнуть.

– А что будет девятого?

– Эх, – Ходырев вздохнул, – Стенька-Стенька…

– А-а! – тот хлопнул себя ладонью по лбу. – Тысяча девятьсот пятый, кровавое воскре… Постойте. Так что же, я народ к Кремлю поведу, а нас полиция?..

– Не так, – перебил его Фролов. – Толпа тысяч в двадцать человек с иконами и иными религиозными символами придёт к Зимнему дворцу, где будет находиться Президент, и последний всенародно подаст в отставку.

– А если не подаст?

– Тогда в толпе начнётся давка, – холодно произнёс Фролов, – в которой погибнут несколько сот человек, может быть, тысяч. Если Шацкого и это не впечатлит, в стране вспыхнет всенародный бунт.

– Бунт против чего? – простодушно спросил молодой священник.

А не так-то прост этот клоун. Не зря именно его выбрали.

– Бунт против власти, попустительствующей отступничеству от ключевых моральных ценностей, на которых испокон веку зиждется государство Российское, – спокойно ответил Фролов. – Так что где-то с конца осени нужно будет быстро увеличивать градус эмоциональности нашей целевой аудитории.

Стенька закинул ногу на ногу, задумчиво покрутил ступнёй, как бы разглядывая с разных сторон свой обветшалый ботинок.

– Существуют различные способы создания давки, – Фролов говорил гладко, но как будто неохотно, словно преподаватель, читающий очередной группе слушателей лекцию, выученную наизусть за многие годы и уже надоевшую самому. – Паника. Стремление увидеть святыню, находящуюся в определённом месте, или получить находящийся в этом месте подарок. Стремление быстрее выбраться из толпы, если, скажем, подарок расположен в другой точке. Но лучше всего работает паника. К слову, знаете об этимологии слова «паника»? От древнегреческого бога пастушества Пана. Он мог насылать на людей и животных безотчётный ужас, если его рассердить. Кстати, о животных… – Фролов задумался, было видно, что мысль пришла ему в голову только что. Но сформулировал он эту мысль определённо: – А что, если животные в толпе окажутся? Скажем, медведи? Простите, отвлёкся, но мысль занятная, я к ней вернусь позднее, – молодой человек сделал несколько пассов рукой, делая пометку в блокноте через меню символов. – Возвращаясь к давке. Паника подходит лучше всего. Особенно хорошо она сработает, если люди будут ожидать угрозу, например, подрыва шоковых гранат в неизвестном месте в толпе. Давайте подумаем, что ещё может быть, время пока есть.