Герман Фальк - Третий Шанс [litres самиздат]

Калинкин ответил сразу, наверное, сам об этом думал.

– Я не стратег, Дмитрий. Поэтому лишь гадать могу, хотя на днях намеревался с одним генералом как раз об этом потолковать. Если в Лондоне задержитесь, то присоединяйтесь, уверен, он не будет возражать. Надо поразмыслить, но рассуждения мои дилетантские. Технически это могут быть материалы для, как вы их называете, мимипиков, или внесение сбоя в программы управления ими. Откуда рецепты блюд в мимипиках берутся? Не приходило в голову, что двадцать процентов мимипиков в России контролируется компаниями Ходырева, из них пять процентов без возможности дублирования? А вообще, подумай, как юрист. Сам же меня учил. Что такое государство? Помнишь, как при мне той девочке-практикантке объяснял?

– Вроде, что-то припоминаю, – медленно проговорил Дмитрий, морща лоб. – Я тогда говорил, что есть разные определения, а ей тогда предложил…

– Три составляющие, – подсказал Калинкин. – Территория с границами. Налоги. И механизм принуждения исполнения законов. Может оказаться: то, что мы видим, это и есть новая большая война. Так что, – он улыбнулся и хлопнул молодого друга по плечу, – бояться поздно. Пора воевать.

* * *

Эту проповедь Стенька решил прочитать в Тимофеевке. Как и ту, первую, с которой он ворвался в умы и сердца многих. Первую его проповедь никто не записывал, но люди передавали из уст в уста. Многие другие его проповеди, снятые любительскими камерами, вмонтированными в бытовые устройства, легко можно было найти в сети. Сегодняшнюю же снимали журналисты. Две медикомпании даже включили прямую трансляцию. Камеры, общие для всех медиа, были расставлены так, что изображение записывалось полностью объёмным. И Стенька, как всегда, окружённый людьми, вот так мог прийти в каждый дом, в самый отдалённый уголок страны.

Он стоял, окружённый своей паствой, немного застенчивый, чуть вжавший голову в плечи. Переминался с ноги на ногу, с опаской косился на камеры. А потом тихо заговорил, глядя в глаза тех людей, которые были рядом. Он говорил не на запись, он говорил с людьми.

– Братья и сёстры. Друзья. Соратники. Те, кто верит, и те, кто не верит. В Бога, Богу или мне, – он открыл рот, чтобы ещё что-то сказать, но вдруг как будто передумал, опустил глаза. И продолжил вот так, глядя в пол, едва улыбаясь. – Я приготовил проповедь, даже наизусть заучил, – в храме послышался негромкий смех, – а сейчас вдруг вспомнил, как первый раз вот здесь стоял перед вами. Помните? Ох и боязно тогда было! – Опять там и здесь негромкий смех. – Я, конечно, старался виду не подавать, а всё же, сами понимаете, сердце в пятки. А ну, думаю, как ерундой вам все мои мысли покажутся, – Стенька поднял глаза на замерших людей, внимающих каждому его слову, и ярко улыбнулся. – А вы меня приняли. Спасибо вам. Спасибо !

А потом, сами же знаете, как оно всё… Вон уж и целая страна поднимается. А ещё вдруг вспомнил… – Молодой священник посерьёзнел и запнулся. – Как Маруся… я много думал потом. Думал, не найду ответа, а нашёл. Я спрашивал себя, осуждаю ли я её. Всё же какой грех на душу взяла. А потом подумал – а почему она взяла на душу такой грех? Из ненависти? Нет. Месть? Нет. Что же тогда? А любовь это. Такая сильная любовь, что человек готов пожертвовать собой, своей вечной жизнью ради вечной жизни любимого. Сашок-то её сейчас в раю, потому что душа убиенного в рай попадает. И она знала это и оградила мужа своего непутёвого от мук вечных, сама на муки ради него пойдя. Вспомните же, кто ещё принимал муки, чтобы на себя грехи людей взять? Вспомнили?

Осуждаю ли я Марусю? Нет. Да и кто мы такие, чтобы судить. Даже Бог не судит людей при жизни. А Маруся, как вы знаете, сейчас в монастыре, кается, замаливает грехи. Замолит ли? Не знаю. Однако почитайте жития святых православных – сколько ж среди них было грешниками, а стало святыми!

Одобряю ли я Марусин поступок? Призываю ли поступать так? Нет! Огради вас Бог от такого отчаяния! Не делайте так, – глаза Стеньки сделались влажными, и он, часто моргая, опустил взгляд в пол.

Минуту стояли вот так, молча. Народ почти не дышал, ловили, казалось, не только Стенькины речи, но и малейшие движения, старались прочесть его мысли. Сам же Стенька стоял, потупившись, как будто собираясь с силами, подбирая слова, идущие от самого сердца. Он продолжил, по-прежнему не поднимая головы:

– Много я о том размышлял. Многое изменилось за эти годы, что мы вместе. Да я и сам изменился. Я-то как думал? – он вдруг распрямился и обвёл толпу взглядом, стараясь посмотреть каждому в глаза, как будто в них искал ответ. – Думал, сейчас мы, каждый из нас, постараемся стать праведниками. Постараемся найти веру в сердце, а не в обществе и уж тем более не в нынешней церкви. Однако мы живём в этом обществе. Можно ли обретаться в грязи и не запачкаться? Можно ли жить в обществе без ценностей и с прогнившей… Да я церковью-то это назвать не могу, так, организация по интересам при власти. И задача-то перед нами гораздо большая. Общество должно измениться, иначе все пропадём. И они, те, кто неправедно живут, нас за собой в пропасть утащат. А можем ли мы помочь общественным переменам? Да! Я верю в наши силы.

Сегодня я обратился к вам: соратники. Со-ратники. Мы – рать! Так станем же воинами Христовыми! Можем ли мы изменить весь мир? Положа руку на сердце, не знаю. Можем ли мы изменить самую великую страну на Земле? Да. Верю, что можем. Без насилия и крови и не беря на душу новые грехи. Наверняка принимая страдания. Да, так сложнее. Но я верю, что это и есть наш путь. Грядут гонения, но когда было по-другому? Такова участь всех, кто восставал за праведное дело. И мы должны уметь постоять за себя, иначе развеет нас, как прах по ветру, и некому будет постоять за веру. Но мы должны кротко и со смирением принимать послушание, посылаемое нам Господом нашим.

Всё так сложно… Можно, я вам правду скажу? Я пока не знаю, что делать. Но как есть сейчас – не должно так быть. Не для того Христос за нас страдал, и не для того Бог создал людей, чтобы мы вот так себя сами погубили. Чтобы праведная жизнь осталась лишь в писаниях. А поодиночке мы не выживем. А как нам объединиться, и уж тем более как изменить общину нашу русскую, я пока не знаю. Давайте вместе искать ответ.

* * *

Вставить колодку ударно-спускового механизма, затем ствол, направляющую втулку в кожух, вставить возвратную пружину, затвор со стволом на рамку, вставить затворную задержку, надвинуть пружину затворной задержки, вставить магазин. Передёрнуть затвор, снять с предохранителя. Сформировать хват, вывести на цель, и плавно нажать на спуск два раза подряд. Вторая цель, ещё два выстрела.

Уже две недели, после недельной адаптации к земной силе тяжести, Коля тренировался в загородном доме Пинка. Специально для тренировок в одном из подвальных этажей полностью воссоздали обстановку кабинета Ходырева. Что не смогли построить, «дорисовали» виртуальными изображениями, которые, впрочем, выглядели очень реалистично.