Герман Фальк - Третий Шанс [litres самиздат]

– Папа, – вдруг прошептала Василиса. – А вот таким я тебя не знала. И… – Она запнулась. – И рада, что узнала. А ты расскажешь?..

Алёша в десять вечера уснул, а они проговорили всю ночь. У Коли от дочки почти не было секретов, кроме… эх… кроме предстоящего убийства. Он рассказал ей всё, чем жил последние два года. До деталей, какие мог вспомнить. И она тоже рассказывала и рассказывала.

Она была умной, даже мудрой, а он был моложе и в чём-то, несмотря на выпавшее ему, всё равно наивнее. Но он остался для неё папой – самым главным мужчиной на земле. Лучшим. А теперь он ещё предстал таким, каким она его прежде не видела – мужественным, даже брутальным, и при этом интеллигентным, интересным, начитанным, с формирующимся хорошим вкусом. Было ли жаль, что он только сейчас стал таким? А как можно жалеть? У неё же был лучший на свете папа, у неё было счастливое детство. И у неё хватало мудрости не задавать себе вопрос – а что было бы, если…

Коля провёл у Василисы ещё один день и одну ночь. Они всё время были вместе, втроём, их теперешней семьёй. Просто жили вместе, будто так и надо, будто так было всегда. Буднично. Готовили еду, гуляли, подбирали для Алёши костюм для вечеринки в школе, обсуждали книги. Коля раздобыл листок бумаги и показал Алёше, как складывать самолётик, а потом научил играть в «морской бой».

В их встрече не было надрыва, не было сцен из бульварных романов. Встретились, как будто просто давно не виделись и очень соскучились. И провели два счастливых беззаботных дня вместе. Как будто это были просто выходные.

А потом он уехал.

– Ты вернёшься? – спросила Василиса, словно что-то чувствовала. Да конечно, чувствовала. Родной же человек.

– Вернусь, – серьёзно сказал Коля. – Думаю, через неделю, вряд ли позже. Ну, может, через две.

Они обнялись, она чмокнула его в щёку, и он её тоже.

А потом Коля вышел из подъезда и легко запрыгнул в большой паластрум с надписью «НМК» на борту. И, конечно, напоследок оглянулся и помахал рукой. А они стояли у окна и тоже ему махали.

* * *

Ходырев расхаживал по кабинету взад и вперёд, заложив руки за спину. Стенька нервничал, Фролов просто волновался. А вот Пекарский довольно улыбался. Он хорошо знал, что его руководитель не раздражается, не психует, что любая сложность для него – это просто новый вызов. Чем труднее задача, тем интереснее преодоление. И сейчас он в Ходыреве чувствовал именно эту эмоцию – заряженность на успех, кипящую энергию, которую следует с холодной головой направить в нужное русло.

Они только что посмотрели интервью Николая Афанасьева по каналу «НМК», и Фролов отправил герою передачи приглашение посетить дом Игната Рафаэлевича Ходырева, богатейшего человека России, который очень увлекается двадцатым веком. Пусть дедульки-«волки» порадуются, какой у них замечательный план и как он сам собою воплощаются в жизнь.

В самой же передаче не было ничего любопытного, просто обсуждение бытовых картинок из жизни столетней давности. Ну, и охи-ахи по поводу гения Филатова. Справедливо, но тоже не новость.

– Так! – Ходырев остановился и хлопнул в ладоши. – С этим ясно. Завтра Афанасьев здесь, послезавтра ты, Стенька, прилетаешь ко мне. Познакомлю вас. Он человек для меня непонятный, поэтому перед встречей, – Ходырев повернулся к Пекарскому, – Богдан Петрович, проконсультируете уважаемого священнослужителя, как вести себя в таких ситуациях? А то мало ли. Чтобы без сюрпризов. Человек он мне интересный, – говорил Ходырев, опять обращаясь к Стеньке, – и еще это хороший выход на Филатова, а через него на Калинкина с его «Дельтой». Если повезёт, перетянем парня на свою сторону, тогда будет хороший публичный эффект, он же сейчас модная знаменитость. Но человек всё равно для нас неизвестный, поэтому будем соблюдать все меры предосторожности, какие нам предписывает Служба безопасности.

Он замолчал, и в комнате повисла тишина. В этой тишине вдруг стало слышно, как капли начинающегося дождя барабанят по окну. Ходырев специально попросил в кабинет окна без излишней шумоизоляции. Он любил слышать то, что происходит на улице. Дождь. Порывы ветра. Топот копыт и ржание лошадей вдалеке. Шум двигателя автомобиля. Смех или перебранка работников или гостей. Мир полон жизни, полон звуков, и Игнату Рафаэлевичу всегда хотелось быть частью этого мира, не отрываться от него. А ещё он любил просто гулять по улицам городов…

Присутствующие уловили настроение и тоже посмотрели на окно, по которому уже вовсю стекали дрожащие струйки. Ливень будет сильным, уже сейчас понятно. Может быть, один из последних в этом году. Ноябрь.

– Ноябрь уже… – задумчиво проговорил Ходырев.

– Скоро Новый год, – в тон ему констатировал Фролов. – Ёлку, как обычно, трёхметровую, Игнат Рафаэлич?

Ходырев обернулся от окна, посмотрел на своего помощника с улыбкой.

– Кремлёвскую не успеем, – продолжил Фролов, – мы же на январь уже мероприятие планируем.

Пекарский довольно хмыкнул, переводя взгляд то на Ходырева, то на Стеньку, Ходырев посмеивался, Стенька хлопал глазами, и лишь Фролов держался с напускной серьезностью.

– Девятое января, – констатировал Ходырев. – Кровавое воскресенье. Дадим шанс нынешнему руководителю страны разрешить народный протест мирно, без жертв. Богдан Петрович, изложите план? Будьте любезны.

Пекарский деликатно прокашлялся и откинулся в кресле, закинув ногу на ногу.

– Девятого января утром президент Шацкий будет находиться в Санкт-Петербурге в Зимнем дворце. Имеется ещё запасной вариант для Москвы, его мы в деталях продумаем немного позднее. Мы обоснованно полагаем, что Шацкий будет именно в Зимнем. В восемь утра большие группы людей – толпы, если угодно, – должны двигаться со стороны Невского проспекта. Необходимо тысяч десять, как минимум. Полиция и Национальная гвардия будут подготовлены к такому шествию. Изначально им сообщат лишь то, что это мирное шествие с требованием отставки президента. Вам, Стенька, следует так и настраивать последователей вашего культа – мирное шествие с требованием отставки. Идеологическая часть, как я понимаю, уже проработана.

Изначально необходима чёткая организация: народ собирается на площади Александра Невского, туда же прибывают новые группы. С самого начала давка не нужна. По плану, народ должен прийти к Зимнему, заполнив весь Невский и всю площадь у Зимнего. Далее толпа должна пройти через Дворцовый мост и разойтись по домам.

Однако, если Шацкий не согласится уйти в отставку немедленно, провокаторы – простите мне мою непосредственность – должны раззадорить толпу к тому, чтобы ворваться в Зимний и принудить президента к отставке силой. Для этого необходимо заранее вложить в головы людей эту мысль. Поработайте с психологами, подумайте, как лучше это сделать. Может быть, фразами вроде: «Мы не будем врываться во Дворец» и «Что же делать, если Шацкий заупрямится и предпочтёт личные выгоды воле народа?». Также заранее следует посеять в толпе страх, что полиция может применить силу для разгона шествия. Пусть боятся. Напомните о Кровавом воскресенье тысяча девятьсот пятого, тогда погибло много народу. Кстати, чем чётче будет эта ассоциация, тем лучше – шествие простого народа к царю с иконами в руках. Мы и дату неслучайно выбрали: девятое января.