Антон Сергеев - Сказка с (не)счастливым концом(?)

Брудов о чем-то тихо спросил вошедшего, и тот начал ему что-то торопливо отвечать.

До эфира оставалось не более десяти минут.

Сефербий томился за широким столом, предназначенным для телеобращения, истекая потом под ярким светом софитов. За его спиной была расположена огромная плазменная панель, транслировавшая, в данный момент, какие-то абстрактные узоры. Отец кинул на нее всего один быстрый взгляд – этого ему хватило, чтобы в глазах зарябило от хаотичного многоцветия.

Небольшой зал перед помостом, на котором стоял стол, был заполнен несколькими сотнями наиболее приближенных к власти – промышленников, чиновников, актеров и прочих деятелей. Многие из них, Главный Иерарх точно это знал, вели нешуточную борьбу за право попасться на глаза Первому. Многие надеялись после окончания церемонии задать государю вопрос или поделиться своей бедой, что, в свете последней истории с пропажей денег со счетов, было общей темой практически для всех здесь присутствующих. Зная Первого, Сефербий сомневался, что планам этих напыщенных индюков суждено сбыться.

Иерарх едва заметно, как он сам надеялся, подмигнул Таврибию, который сидел в предпоследнем ряду и нежно ему улыбался. Все-таки интересно, какой сюрприз приготовил им Первый? Сефербий не питал особых надежд на этот счет, но неопределенность всегда его смущала и заставляла нервничать.

Однако, государь задерживается! Сефербий кивком головы подозвал к себе начальника охраны Первого и шепотом спросил у того, в чем причина столь долгого отсутствия его Хозяина? Тот, с каменным лицом, посоветовал отцу набраться терпения и вновь отошел в сторону, шевеля губами в небольшой микрофон, закрепленный у него на подбородке.

Сефербий в раздражении подергал себя за усы. Хмель уже улетучился, а вместе с ним пропало и некое внутреннее умиротворение, сменившись неясной тревогой. Олигархи с первых рядов то и дело поглядывали на свои роскошные часы. Некоторые из них, кто в данный момент был в партнерских отношениях, перешептывались и кивали в сторону Главного Иерарха.

– Ну, где же ты, черт тебя подери, – сквозь зубы просипел Сефербий, и тут, как по мановению волшебной палочки, в зале из уст в уста прошелестело: «Идет! Смотрите, Первый идет! Первый!»

Сефербий резко, до хруста в заплывшей шее, оглянулся и действительно увидел, как на помост упругим шагом зрелого, уверенного в себе мужчины, поднимается государь.

Первый задержался перед столом, поднял правую руку и повел ей из стороны в сторону жестом умелого оратора. Зрители ответили своему правителю бурной овацией. Операторы споро крутили камерами, чтобы выхватить из зала крупные планы наиболее интересных лиц.

– Дорогие друзья, коллеги, сограждане. Я рад приветствовать всех вас сегодня! Кого-то – здесь, в зале, всех остальных – у экранов телевизоров. Мы с Главным Иерархом, преподобным Сефербием, – Первый развернулся в сторону толстяка, и тот быстро кивнул, – хотели донести до вас одну новость.

– Прошу вас, святой отец, – Первый церемонно поклонился Сефербию и, наконец, сел на свое место по центру стола. Получалось, что преподобный сидел, как бы, по правую руку от властителя.

Сефербий сухо откашлялся в кулак и начал декламировать давно заготовленную речь. Поначалу он еще немного сбивался от неожиданно нахлынувшего на него волнения, но затем вошел в привычную колею и даже не сразу заметил, как на его руку легла прохладная ладонь Первого. Государю пришлось легонько сжать рыхлую плоть преподобного, чтобы тот отвлекся от рассуждений о стремлении к благочестию мирян, многочисленных кознях Сатаны и противостоящих ему Белых Ангелов Порядка.

– Закругляйся, – строго шепнул святоше повелитель и через секунду уже благосклонно улыбался в подставленную камеру.

– … И потому, глаголю я вам, дети мои, – Сефербий еще больше надулся от важности, пухлые щеки его налились алым, норовя лопнуть и забрызгать кровью все вокруг, – а глаголю я от имени всей Русской Валламской Церкви, что на Великом Соборе тринадцатью и еще тридцатью иерархами было принято единогласное решение признать нашего дорогого и горячо любимого государя, да славятся дни его во веки веков, Помазанником Божиим, а также выдвинуть его на пост Царя Всея Руси! Ибо издревле повелось, что народом нашей великой родины должно править единоначально! Смиренно надеюсь, что наши просьбы будут услышаны и поддержаны всеми вами, дети мои…

Последние его слова потонули в громе аплодисментов, по сравнению с которым приветственная овация была похожа на моросящий грибной дождик на фоне тропического ливня. Из зала стали раздаваться выкрики, которые быстро переросли в скандирование: «Первый! Первый! Царь! Царь! Царь!»

Первый живо вскочил со своего стула и простер обе руки вперед и вверх, призывая к спокойствию. Лицо его будто бы сияло изнутри каким-то божественным светом.

– Друзья! – загрохотал усиленный спрятанными микрофонами голос правителя. – Друзья мои!

Крики потихоньку стихли и зал успокоился, внимая словам своего повелителя. Жизнь и благополучие любого человека, сидящего здесь, зависело от властного старца, стоящего перед ними на помосте. Он мог управлять судьбами людей одним лишь кивком головы или брезгливым движением плеч, и все слишком хорошо это знали.

– Друзья, – повторил еще раз Первый. – Безусловно, Русская Валламская Церковь в лице Главного Иерарха, – он указал на Сефербия, – других, не менее достойных, иерархов, а также миллионов и миллионов прихожан, оказывает мне великую честь, предлагая принять этот, в какой-то степени священный для нашей с вами страны, титул.

– Однако, одновременно с честью, это еще и великая ответственность, которую иной человек может и не выдержать…

Несколько человек с задних рядов стали раздаваться крики: «Первый выдержит! Первый сможет!» и им подобные, после чего в зале вновь поднялся гул. Многие из зрителей пытались перекричать друг друга в стремлении продемонстрировать свою лояльность перед снимающими все это действо камерами.

Первый постоял пару минут молча, пережидая пик эмоционального всплеска, а затем снова заговорил.

– В последнее время я часто думал, кто из наших с вами сограждан был бы способен принять тот груз, что я так долго несу на своих плечах… – он так пристально смотрел на сидевшего в первом ряду Григория Игнатова, что богатейший человек России, который еще несколько дней назад жестко разговаривал с государем по терминалу спецсвязи, в какой-то момент не выдержал и уставился в пол, как нашкодивший первоклассник перед классным учителем.

– Я должен покаяться перед вами, – Первый прижал правую руку к левой стороне груди. Зал шумно вздохнул и затаил дыхание.