Геннадий Источник - НАЛУС: Мир в пузыре. Том I: Иллюзия реальности

– Не молчи, сын мой, – продолжил священник. – Это трудно, но так нужно. Ты должен найти в себе силы, чтобы сказать, в чем хочешь исповедаться. Бог слушает тебя. В этом святом месте Он с тобой, как и всегда в твоей повседневной жизни.

– Я согрешил… – произнося на выдохе. – Я связан с нехорошим делом. Я сделал ужасные вещи, но это был не я, – голос его дрожал. – Я запутался, я не помню, чтоб это содеял, – делаю паузу. – Мне страшно! Падре, мне очень страшно. Господи! БОЖЕ! Я теряю силы, я слаб, я это чувствую, эти кошмары выматывают, – все с той же дрожью. – Я должен! – резко изменив интонацию, уже спокойным голосом.

Хмурый брюнет достал из кармана сверток материи белого цвета. Мешкая, он стал его разворачивать, продолжая смотреть сквозь узорчатую решетку, на силуэт священнослужителя.

– Какие вещи ты содеял, сын мой? – вздохнул священнослужитель. – Не бойся, рассказывай, Господь тебя слушает. Ты ведь для этого пришел?

Гражданин нечего не ответил, сильно сжав глаза. По его щеке пробежала слеза.

– Какие вещи ты содеял? Какое нехорошее дело?

Разворачивая с трудом сверток, хмурый продолжал молчать. По его щекам бежали слезы.

– Я понимаю, сын мой, тебе нужно время.

Развернув, он внимательно стал рассматривать содержимое, это был пистолет.

– Глок семнадцать, – выдохнул хмурый брюнет.

– Что? Я не расслышал.

Незнакомец глубоко вздохнул, затаив дыхание, сжимая рукоять пистолета. И по его лбу пробежала капля пота.

– Не бойся, Бог с тобой. Говори, – вновь вздохнул священнослужитель.

– Я загубил много людей и скоро еще больше людей будет загублено, – прикусив нижнюю губу, выдавливал из себя хмурый брюнет. – Нет, это был не я, не я, – иным голосом, уже на гране что есть сил.

Глаза незнакомца от напряжения стали красными. И вновь по щеке пробежала слеза.

– От твоих рук иль помыслов, сын мой?

– Падре я не могу остановиться, – голос его был очень уставшим и по-прежнему дрожал. – Я чувствую потоки, которыми невозможно управлять. Что-то, что управляет мной. Оно берет верх! И заставляет, заставляет меня это делать, – сдувая капли пота с губ. – Да… – покашливая. – Да!

– О, Господь! Что именно ты содеял? – продолжал спрашивать священнослужитель, но на этот раз голос его звучал более убедительно. – Поведай и покайся мне о содеянном. И Господь простит тебя, ибо ты, как и все мы – дети Божьи.

Хмурый брюнет схватился за лицо и приоткрыл рот, напрягая мускулы лица и челюсти. Он будто хотел прокричать, но так и не обронил ни единого звука. Челюсть сомкнулась, скалясь во весь рот, он закатил глаза. Еще мгновенье, и гражданин расслабил лицо.

– Иногда, злые люди отпускают меня.

– Злые?

– Да, святой отец, они злые! И тогда я могу помечтать. Посмотреть в окно. Боже, как я люблю дождь, – в голосе брюнета чувствовалось спокойствие и расслабленность. – Люблю смотреть в окно, когда идет дождь. И пускай окно выходит на кирпичную стену, я вижу эти капли. Я иногда мечтаю стать каплей и убежать прочь. В тот момент у меня вновь есть сила воли. Я свободен и в тот момент могу что-то сделать, – улыбался мужчина. – Вы знаете, что такое свобода?

– Сын мой, мы же говорим о грехах.

– Да, святой отец! Именно о них. Вы правы. Просто мне так обидно. Я считал, что меня выбрали для важной миссии. Мне сказали, что я особенный. Но рука мне не к чему, – по щеке пробежала слеза. – Её нужно отрезать!

– Мой Бог!

– А потом сказали – «терпи», пока лезвие кромсала мои сухожилия и кости.

– Без анестезии?

– Без неё, я ведь избранный.

– Господи, кто это с тобой так?

– Святой отец, так Вы знаете, что такое свобода? Что такое настоящая свобода?

– Скажите мне, сын мой.

– Свободен ты только тогда, когда мертв!

– Бог мой, о чем ты?

– ЭТО ТАЙНА! – прокричал хмурый, но уже совершенно с другой интонацией, в его голосе звучала улыбка. – Я не в силах делать это, – дрожащим голосом. – Отпустите мне грехи за то, что я сделаю. А это грех, я каюсь, но я не могу это остановить! Ибо еще больше людей будет загублено. Но я нем… мо… мо… – стал он заикаться. – Простите меня! – тяжело выдыхая.

– За что, сын мой? – спросил преподобный. – Как я могу отпустить грехи за то, что ты собираешься сделать. Индульгенция тебе не игрушка. Покайтесь, сын мой. Отстранись от греха и ступайте с миром. Бог любит тебя и прощает тебя. Не стоит делать того, что ты собираешься сделать, нарушая каноны. Ты сам сказал: „Это грех“! Сын мой, не стоит…

– ХВАТИТ! – перебил голос исповедующегося человека. – Я жертва! Вы не представляете, что происходит в мире, – тяжело вздыхая. – Ваша вера в Бога лишь уловка для глупцов. Вы скрываете свою сущность за маской проповедника, – и вновь его голос был спокойным. – Черт! – с дрожью на выдохе. – Но миром правят… – он вновь сделал паузу, лишь тяжелое дыхание продолжала его мысли. – Да, к черту это!

– Не богохульствуй!

– Буд-то Вы сами этого не делали.

– Что?

– Простите! Но Вы не понимаете. Вы не поймете и не осознаете, – хмурый взвел боек пистолета. – Вы не поймете того, что я собираюсь сделать. Ибо вы не были мной. Вы не прошли жизненный путь, какой прошел его я. Да и я, это не я. Это лицо, – вздыхая. – Я хотел сбежать, но они… – тяжело дыша. – Кошмары наяву!

– И что же? За что тебе отпустить грехи?

– За что, интересно? О, святой отец!

– Сын мой, я понимаю. Ты обижен, оскорблен? Убит горем? Ты питаешь ненависть к некоторым людям, которые тебе наверно сделали больно? Прости их, ибо они дети Божьи и, как любой ребенок, склонны к ошибкам. Мудр тот, кто умеет прощать. Прости их, ибо они понесут наказание, если не покаются. Но решать, сын мой, это лишь самому Господу Богу.

– Святой отец, Вы не понимаете, – произнес хмурый грустным голосом. – Вы… Вы и не поймете, – потягивая носом. – Я болен. ДА! – произнес он резко, будто внезапно нашел виновника всех его бед. – Отпустите мне ГРЕХИ! Прошу!

– Да, за что, сын мой?

– Двадцать восемь королей пристально смотрят за тобой, – прошептал незнакомец дрожащим голосом, будто читая молитву, прикладывая пистолет к решетке исповедальни. – Я понятия не имею, что это значит!

– Мой Бог! – выдохнул священнослужитель. – Это оружие? В доме Господа! Что ты собираешься делать?

Хмурый убрал пистолет от решетки и уставился в потолок. Священник, приоткрыв сетку, заглянул внутрь.

– Сын мой, это не выход, – стал шептать священник. – Пойми, это не выход, что бы ты ни задумал, – уже нормальным голосом.

– Они говорили, что дадут мне „дар“, – голос его дрожал, незнакомец плакал. – Но вместо этого лишили воли, – не отрываясь от потолка. – Я не могу больше идти у них на поводу, – опустив голову, он посмотрел в глаза священника. – Это не жизнь!