Кирилл Гелех - W: genesis

Но топонимика в настоящий момент была не важна. В конце концов, названия на картах просто-напросто отражают победителей в борьбе за движения крови и капитала, иначе – отображают так называемые государственные границы. Той грозной конструкции, которая заполняла львиную долю карты, – больше нет, она уничтожена, истреблена, вытравлена, выдавлена, ластиком стерта. Она, Мировая Республика, осталась только на таких грязных, жалких картах, да в некоторых людях. Таких же грязных и жалких. Но сами-то континенты с ландшафтами остались прежними. Практически. А нации…Что нации? Огромные скопища подонков, навроде него, Марата, гнилых, вшивых, промерзших, которых загнали в определенные ареалы голод, холод, чума и чирьи. Взорвать бы это все к треклятой чертовой матери, взорвать пламенем какой-нибудь одной, – всего лишь одной! – великой идеи, да не хватает уже пороху.

Так думал мужчина, впившийся, как клещ, в пожухлую ткань огромной карты. Если конкретнее, в одну точку слева: скромную, почти незаметную, одинокую. На ее месте красовалась узенькая, кем-то прожженная дырочка. Это обугленное отверстие выглядело необычайно бедно и пугливо по сравнению с величавыми кусками суши правее.

Тем не менее, Марат смотрел точнехонько на прожженный круглешок.

– Значит, говоришь, заметили движение?

– Да, господин консул, – ответил широкоплечий человек, только и ждавший, когда молчание начальника прекратится.

– Какое именно, понятное дело, неясно?

– Сотрудники успели передать одно это странное: видим движение. На этом все. Связь пропала.

Марат не поменял позиции, никак не пошевелился, стоял, коптил воспаленным взором карту. Но сморщился, как от притерпевшейся зубной боли.

– На Ультимо-Сперанзо дует ветерок, а я должен знать, – прохрипел Марат. – Начался дождь – я в курсе.

– Господин консул, я…

– Но вот там началось «движение», а я стою в неведении. И, следовательно, меня охватывает страх.

– Мы делаем все возможное, чтобы вновь наладить поступление информации. В какой-то мере мы ожидали подобного, когда… придет пора, – голос мужчины звучал уверенно, в нем не имелось волнения лентяя, плохо выполняющего свою работу и от того вечно боящегося нагоняев от начальства. Ему можно было верить: действительно делалось все возможное, в этом Марат не сомневался.

Но уже поздно. Все его чутье говорило о том, что они опоздали, проспали, – просрали! – нечто важное. Агенты, наиопытнейшие разведчики, самые грамотные специалисты, не могут ни с того, ни с сего взять и в наиболее нужный момент «не выйти на связь». Особенно, если учесть, за Кем, а точнее за Чем они следили.

Сегодня, шестнадцатого июля десятого года где-то там, на другом конце планеты невообразимо далеко отсюда, что-то случилось. Остров, находящийся в совершенно непривычном для себя десятилетнем коматозе, ожил, вновь привнося в окружающий мир движение и смуту.

Там что-то зашевелилось. И тут же люди не выходят на связь.

Марат сделал глубокий вздох.

– Ладно, расскажи заново. Детально.

Он прошел к столу, сел, сложил руки, закрыв ими пол лица и оставляя взгляд своих прогноенных глаз на собеседнике. Широкоплечий, смуглый мужчина напротив кивнул и заговорил:

– В ноль часов семь минут по общепринятому времени сего дня мы получили сообщение от агентов, действующих в районе Зеро. Оно гласило, что на объекте происходили, цитирую «нетипичные погодные явления», а сами агенты стали чувствовать себя не очень хорошо.

– Они не объяснили в чем выражалось это нетипичное самочувствие?

– Никак нет, – отрапортовал мужчина. – На наши вопросы о том, что они имеют в виду, четкого ответа не последовало. Надо сказать, что все происходило в течение пары минут. Уже в ноль часов девять минут коммуникации начали давать сбои, агент, последний раз вышедший на связь, торопливо сообщил: «Видим движение». На этом все оборвалось, больше никакой информации не поступало. Связаться вновь не получилось. И до сих пор, то есть десять часов тридцать минут, не получается.

– Голос агента: он был напуган? Взволнован? Или, быть может, рад?

– Мы не зафиксировали каких-либо изменений в речи работника.

Марат опустил руки, склонил голову. Он думал, помощник молчал.

Нельзя сказать, что произошедшее стало неожиданностью. Десять лет они ждали новостей с Ультимо-Сперанзо, десять лет велась планомерная, скрупулезная слежка. Десять лет полнейшей тишины. Десять лет покоя. Всему приходит конец, думал Марат. Что ж, тишина горазда на многое, но только не длиться вечно.

– Какие меры приняты в связи с произошедшим? – спросил называемый консулом после недолгой паузы.

– К последнему месту связи направлена пара усиленных групп, все средства защиты на ближайших территориях, так или иначе находящихся в нашей юрисдикции, приведены в действие. Оповещены оборонительные силы…

Продолжать мужчина мог долго. Терять на это драгоценные теперь минуты – нецелесообразно.

– Я понял, – оборвал консул.

Мужчина мигом замолк.

– Об этом еще кто-то знает?

– Замять подобное не вышло, хоть мы и перекрыли каналы доступа всем сми, – вина таки просочилась в слова подчиненного, довольно искренняя. Он помолчал и нехотя добавил. – Шила не утаили.

– Однако ж. Какие темпы… Учитесь! За пол дня раструбят всему миру. Сгустят краски, наведут мраку и ужасу. С упоением взвалят все на нас, придумают какую-нибудь вину. И ее повесят. Заставили их умы клокотать.

– Пока что говорить о какой-либо угрозе со стороны Зеро нельзя, – немножко упрямо выговорил короткостриженый подчиненный, – Агенты не выходят на связь —да. Но считать их мертвыми тоже неразумно.

– Конечно, конечно… – Марат саркастически хмыкнул, взял огрызок карандаша, придвинул к себе листок. Морщинистая, худосочная рука начала выводить непонятные рисунки.

Мужчина помолчал. Проследил за творчеством начальника, потом спросил:

– С вашего позволения…

– Да, да… Свободен. Скажи Шарлотте, чтобы она… Хотя нет. Сам приготовь отчет для всех других членов Администрации.

– Он готов. Ждет вашего заверения. Пришлю немедленно, – собеседник Марата поклонился и направился к выходу. Не получив никакой реакции от начальника, бесшумно вышел.

Марат не видел что именно он рисует. Звериное предчувствие, выработанное десятилетиями жизни в революционном подполье, потом в политических интригах, потом в борьбе за удержание власти, – говорило ему: это не конец, дорогуша. Буквально сейчас начнутся остальные события. Не менее важные и не более приятные.

Минуты не прошло. За громадными, массивными дверьми его нового, с позволения сказать, кабинета, послышались переговоры.

Двери порывисто раскрылись. Короткостриженный, черноволосый Гаспар перебегал глазами по листку в руке.