Александр Ненашев - ТУ-184

Не знаю, все ли у меня были дома или нет, но как-то утром, когда я вышел покормить курочек, увидел Гончара, уснувшего под кленовым кустом рядом с нашим подъездом. Он уснул пьяный, видимо не смог добраться до своего дома, хотя жил он рядом.

Может, споткнулся и упал, может, просто так лег, захотел и лег. В общем, ночью его стошнило, и тем ранним утром я нашел его лежащим в этом самом, чем его стошнило.

Наконец – то без четверти два дождь пошел на убыль, и, не дожидаясь, когда он перестанет совсем, я отправился в магазин. Квартиру я запер на ключ, так надо, так хочет мое внутреннее тело, то, которое думает и чувствует. Дело совсем не в собаках, мне действительно так легче дышится, так хоть какой-то уют в душе, хоть какой-то мир и порядок.

Воров я не боюсь, да их и нет, мне ничего не жалко. Что у меня брать, да то, что можно найти в любой квартире, в любом уцелевшем после взрывов и урагана доме. И домов таких тьма-тьмущая.

Я не знаю, почему никого не осталось. Дело ясное, была война, потом странное слово – импульс, потом еще что-то пострашнее, о чем никто уже не знал, и сказать не мог; телевидение и радио отключили, остались только бедные страдающие калеки, которых ничего кроме их боли уже не волновало.

Я страшился выходить на улицу первые три месяца, но потом привык. Боялся мертвых. Они лежали повсюду – всех возрастов, мужчины и женщины, незнакомые, знакомые, даже соседи. Помню много чего, но очень ярко помню последние дни, когда люди лежали на улицах и слышались их стоны и крики. Всего пару недель спустя все затихло.

Жара бесконечных засушливых месяцев спалила воспоминания о прошлой жизни, но мне удается мысленно возвращаться в то время, когда я хоть что-то мог сделать для людей. Аптеки все распахнули двери, какое-то время по ним шуровали воры, но их очень скоро не стало. Бинты, вата, мази – я все выгребал щедро, с увлечением, лишь бы помочь раненым. Иногда сами больные подсказывали, какие им нужны лекарства, давали пустые коробочки из-под пузырьков, и я искал в аптеке точно такие же.

Так был счастлив, что могу принести гору нужных лекарств, шутка ли, когда все лежат пластом, я один на ногах. Меня только попроси, и я мигом принесу все, что нужно. Жаль только, что моя добыча людям не очень-то помогала. Каждый новый день готовил мне встречу с затихшими на веки телами. А через две недели мне уже некого стало навещать.

Улица та же самая, но такая безмолвная. Я давно к ней привык – такой тихой. Стоят дома, краска на окнах почти еще и не облупилась, но во всем сквозит запустение и неухоженность.

Никого нет, люди исчезли. На земле еще попадаются останки тел, но ни одного живого.

В свое время сильно поработали собаки и птицы. В прочем не везде одинаково усердно, некоторые районы им чем-то не понравились и останков там и сейчас много.

Собаки, кошки, птицы – прежние наши братья меньшие меняются на глазах, сильно искажается их вид. Плодятся невероятно быстро. Потомство их очень разнообразно, в одном помете бывают и почти нормальные животные, и абсолютные уродцы. Мрут они, перерождаясь, очень быстро. Чего уже не скажешь о людях. О них нечего больше сказать. Они все ушли и все оставили – то ли мне, то ли просто так. Осталось очень много, почти везде и почти все.

Не осталось электричества и воды в трубах, если когда-нибудь ударят морозы, отопление никто не включит.

Готовлю себе на газовой плите. Я нашел склад газовых баллонов. Служба газа, там было полно пустых баллонов, но и немало полных. Склад сильно пострадал от урагана, и солнце теперь легко пробирается сквозь разломы в хранилище. Вот потому я одним расчудесным днем перевез полсотни баллонов по разным темным подвалам. И вряд ли кто-нибудь меня в чем-то бы упрекнул, подвалы я подбирал подальше и от главного склада, и от своего дома, чтобы не было большого бабаха. Перевез на старой телеге. Я вошел в азарт от работы и раскатывал туда-сюда без устали. Но потом все же спросил себя: «Леша, может, уже и хватит?». По инерции все-таки перевез еще пять баллонов. В мирное время ничего такого я себе не позволял, наоборот даже, я свое был готов отдать, только попроси. Конечно, я – вор, но кто теперь меня осудит.

Теперь все иначе: то, что я взял у других, в чужих квартирах – помогает мне жить. И живу я праведно, никого не обижаю и не обманываю.

Меня радует моя коллекция нужных вещей, она помогает верить в лучшее, хорошее и доброе.

Я набрал по квартирам, но больше по библиотекам сотни книг и журналов на разные темы: о животных, о природе, смешные журналы. Восемнадцатую квартиру в своем подъезде я отвел под библиотеку. Туда же я натаскан гору видеокассет и один самый блестящий видеомагнитофон. Телевизор японский в той квартире был и раньше.

Конечно, тока нет, но как приятно иметь под боком, держать в руках, перекладывать с места на место замечательные киноистории. У меня есть и боевики, и мультики, и фантастика. Есть все, кроме тока в розетке. Но меня ничуть это не тяготит. Мне достаточно подержать в руках кассету, и тщательно прочесть все надписи на коробке, рассмотреть фотографии героев. Я заметил, что могу очень долго всматриваться в каждое фото, представляя, как этот кадр мог бы ожить, и что последовало бы дальше.

Три тысячи двести пятьдесят восемь штук, вот, сколько их у меня и все разные.

Какое-то время после того, как все умерли, но до того, как прошел тот невероятный ураган, я слушал магнитофон. Набрал кучу батареек и наслаждался музыкой. Только музыка и держала меня в то время наплаву. Много кассет я переслушал, и десятки батареек выработал. Батареек и кассет осталось еще немало в запасе, даже не распечатанных, но к тому времени я охладел к музыке. Я почувствовал вдруг, что хочу тишины. Слышать только завывание ветра, шелест листьев на деревьях, голоса птиц, стрекотание насекомых.

Как-то через неделю я включил, было, магнитофон снова, вечерком, после трудового дня, но не выдержал и десяти минут. Музыка показалась мне совершенно выдохшейся, ничего не обещающей и ни на что не вдохновляющей.

С тех пор, если мне хотелось музыки, я напевал сам – на разные голоса, тихо или громко, как хотел и сколько хотел, но в основном почему-то тихо, вроде как, чтобы никто не услышал.

Меня, наверно, правильно прозвали когда-то ТУ – ТУ, я, бывает, унесусь мысленно далеко-далеко и забываю, где я и чем занимался только что. Такой я по-прежнему. Я ведь отправился в магазин за покупками по случаю выхода из строя туфлей, а сам сижу на диване и мечтаю. Конечно, все дело в дожде.

Ох, как громыхало в небе! И не одну ночь. Я сначала с ужасом решил, что снова рвутся бомбы и вспарывают взрывами землю ракеты. Но на третью ночь увидел вспышки небесные по всему небосклону на западе и были они очень похожи на те, что всегда раньше предвещали крепкую летнюю грозу. Небо озарялось очень, похоже, но и немного иначе; так, как мерцает неоновая лампа не в состоянии загореться, так же, примерно, как бьется, шлепая крыльями по стеклу, мотылек. Придавлено, приглушенно – сначала и все звонче потом. Я к радости великой своей понял, что не взрывы это, а пусть и больные, не здоровые пока, но все равно предвестники обыкновенной грозы или может быть сильного ливня.