Эд Хок - Саппалит

– Помню: было плохо, – сказал я. – Ничего конкретного.

– Ясно.

Даже в темноте я разглядел разочарование на лице Гранчи. Похоже, он ждал другого ответа.

– А мне иногда хочется вспомнить прошлую жизнь. Не люблю, когда что-то упущено. Даже если там были одни страдания, все равно бы лучше их знать. Все же это часть меня. Мой путь.

– Прокси Митори говорит…

– Да знаю я, что он говорит. Свет – единственное нормальное состояние человека. Но меня это не успокаивает.

– Может, тебе стоит показаться Прокси Арсту?

Гранчи поджал губы, отвернул голову.

– Не знаю. Как бы не вышло чего дурного.

– Дурного?

– Да. Вдруг, я не излечим? Могут и изгнать.

– Тогда ты сможешь освежить в памяти жизнь до Саппалита, – я неловко улыбнулся.

Глаза Гранчи превратились в узкие щелочки.

– Ах ты засранец!

И он навалился на меня всем телом. Пытался поймать мою голову, чтобы ворошить волосы кулаком. Я вертелся ужом, кряхтел. Мы оба смеялись, держа в голове цену каждого лишнего громкого звука.

Успокоились лишь когда за спиной зажужжала молния.

– Опять вы устроили свои игрища.

Из палатки показалась лысеющая голова Гадулы.

– Разбудили тебя? – спросил, усаживаясь, Гранчи.

Гадула махнул рукой, выбрался наружу. Сел рядом с нами. Я посмотрел на часы: до конца нашей смены оставалось еще двадцать минут. Сейчас темнело рано, а светало поздно. Еще и этот холод. Но я видел, что совсем рядом с нами лежал снег, который до Саппалита никогда не доберется.

– Сон не идет, – сказал Гадула. – Сначала, вроде, накрыло. Поворочался немного, да толку никакого. Дурацкое состояние. Вроде провалился, а потом резко очнулся. И трясет.

– Все у тебя не как у людей, – сказал Гранчи. – Я вот собираюсь к Прокси Арсту. Думаю провериться. Поддерживаешь?

– Нет, – Гадула погонял слюну по рту и сплюнул. – Наверное, ваш бубнеж меня разбудил. Обсуждаете произошедшее?

Гранчи оживился.

– У меня даже из головы вылетело! Да, это событие, так событие!

Я один оставался в неведении. Переводил взгляд с одного постового на другого. Они отвечали мне недоуменными лицами, будто я съел при них живую крысу прямо за столом, ломившемся от еды.

– Ты вообще на доску посланий не смотришь? – осуждение и удивление в голосе Гранчи.

– До конца цикла еще три дня, – растерялся я.

– И что?

Я чувствовал себя неловко. В то же время возникла легкая агрессия, словно на меня нападали.

– Отстань от бедняги, – вступился Гадула. Он был старшим из нас, и как бы не любил ворчать, мог собраться, взять ситуацию в свои руки. – А ты будь внимателен. Даже если покидаешь город, не поленись изучить доску посланий.

– Так в чем дело? – я спешил избавиться от наставлений.

– Кто-то на всю доску написал «Дива – лжец!» Прямо краской. Прямо поперек. Поверх листов и прочего. На все стекло!

Я не знал, как реагировать на эту информацию. Молча развел руками – так само получилось.

– Ох, мне теперь еще больше захотелось вернуться в Саппалит. Такое событие, а мы торчим здесь под ветрами, высматриваем непонятно что.

Я глядел на него и не мог понять, куда подевался человек, который минуту назад с едва уловимой тоской говорил о чем-то личном, спрятанном в глубине души.

– Это наша работа, – голос Гадулы сделался сухим и походил на шелест листвы.

– Да я же теперь спать не смогу! Ох, и зачем ты напомнил, старик?

– Если у меня меньше волос, так это еще не значит, что я – старик, – ответил Гадула, но чувствовалось: слова Гранчи зацепили его.

– Ты не из обидчивых, я знаю. Как думаешь: кто это мог сделать?

– Черт его знает. Либо идиот, либо новенький. Раньше такого не было.

Оба они, как по команде, посмотрели на меня. Я старался сохранить спокойствие, хотя так и не понял, почему занервничал.

– Напрягся, – сказал Гранчи, кивая на меня. – Еще и вид делает, будто ничего не знает.

В ночной тишине я услышал стук собственного сердца.

– Говорю, отстань от бедняги. Видно же, что он ни причем. Ставлю на старого, которому все осточертело.

– Да я шучу, защитничек, – Гранчи похлопал Гадулу по плечу. Тот невольно сощурился. – Роддер, буди этого соню. Наша очередь отлеживать бока. Хотя, какой там. Полжизни бы отдал, чтобы остаться сегодня в городе.

Запахи в столовой сводили с ума. Гранчи говорит, к нормальной пище привыкнешь не сразу. Ему потребовалось три цикла, чтобы начать наслаждаться едой. Как будто рецепторы от всякой дряни настолько притупились, что не могли раскрыть истинного вкуса. Но в один из дней, когда, по привычке, уминая свою порцию, словно участвуя в соревнованиях по поеданию на скорость, Гранчи вдруг ощутил разливающееся наслаждение, а вместе с ним и стекающую в уголке рта слюну.

Страшно подумать, чем он питался до этого.

Моя адаптация, по-видимому, проходила куда быстрее, потому что я ел с удовольствием, иногда закрывал глаза, пытаясь усилить ощущения. И почти никогда не разговаривал, в отличии от того же Гранчи.

В такую рань в столовой находились только постовые, точно такие же, как и мы смотрители, доставленные с рассветом с рубежей. Я здоровался с ними, но ничего не узнавал. Стеснялся спросить, как прошел караул, не видели ли они чего необычного, других людей. Не произошло ли каких происшествий. Сами постовые тоже не охотно вызнавали от меня новости. Для этого имелись Гранчи и Гадула. Всю информацию я получал от Гранчи. Он стал моим проводником в мире Саппалита.

Перед нами поставили тарелки с тушеными овощами и порубленным мясом. Чуть позже принесли кашу и разлили по стаканам чай.

– Я кое-что узнал.

Гранчи, дождавшись, пока нас покинет столовский работник, склонился над тарелкой. Говорил почти шепотом, так, чтобы слышал только я. Больше за нашим столом никого не было. Гадула и четвертый парень с караула, с которым я почти не пересекался, сразу отправились спать. Они никогда не завтракали. Говорили, плохо себя чувствуют, если уснут на полный желудок.

– Вчера была большая шумиха.

Гранчи всматривался в меня, пытался прочесть, понимаю ли, о чем идет речь.

– Так, – ответил я, и он сразу повеселел.

– Весь город стоял на ушах. Народ только и делал, что обсуждал эту надпись. А мы были на посту.

От досады Гранчи хлопнул кулаком в ладонь. Сидевшие за соседними столами обернулись в нашу сторону.

– Как повели себя Прокси? – спросил я с набитым ртом.

– Говорят, проторчали у доски чуть ли не час. Что-то записывали, срисовывали.

– Надпись так и осталась? Ее не стерли?

Гранчи всыпал в себя остатки овощей и мяса. Его щеки стали похожи на два шарика размером с детские кулачки. Он поднял вверх ложку, призывая меня дождаться ответа, пододвинул тарелку с кашей. Я едва осилил половину порции мяса.