Эд Хок - Саппалит

Отец, как всегда, проснулся первым. Успел побродить по окрестностям, поймать странного зверька с лапами, едва уступавшими в размерах телу.

– Заяц? – спросил я, потирая глаза. Запах жаренного мяса смог бы поднять меня даже из могилы.

– Нет, – в любимой отчужденной манере ответил отец. С утра он был особенно немногословен. Иногда и вовсе игнорировал вопросы, кивал или мотал головой в ответ.

– Есть что-нибудь? – я указал на флягу, стоявшую рядом с ботинком отца.

Он перевернул зверька на костре другим боком и только после протянул флягу.

Полная. И, судя по всему, где-то есть еще вода. Я сделал глоток и зажмурился: ледяная, аж мозг свело.

– Из речки?

Отец молчал. Вертел своего зверя, не сводил с него глаз, как будто в мире больше ничего не существовало.

Я не стал дожидаться, пока на меня сойдет его благодать в виде короткого «да» или «нет». Нацепил одежду. Обмотал подушечки под пальцами ног чистой тряпкой, как раз там, где старые мозоли обрели новую жизнь. Оценил приготовление зверька – в запасе имелось немного времени.

Я поднялся чуть выше по горе, прошел в сторону небольшого холмика, точно боялся быть замеченным, и справил нужду. Собирался подумать, куда отец поведет меня теперь, но неожиданно вспомнил о ночном происшествии. Вернее, пустился в размышления, произошло ли оно на самом деле или то были обычные галюны? Да и сон нельзя списывать со счетов.

В любом случае, я решил спросить об этом отца. Сам же, направляясь обратно, осматривал еще сырую землю, искал чужие следы, зацепинки – как говорил детектив из книги (подумать только, чем раньше люди только не занимались?).

Пристально наблюдая за каждым моим движением, отец продолжал готовить, хотя зверь, по моим прогнозам, уже должен был покрыться слегка подгоревшей корочкой.

– Роддер, что ты ищешь? – спросил отец, чем облегчил мне задачу.

– Ты не слышал ночью ничего необычного?

Отец насторожился. Наконец, снял несчастную тушку с огня.

– О чем ты? – ему не удалось скрыть интереса.

– Да показалось, ночью кто-то решил составить нам компанию, – я говорил как можно беззаботнее, на случай, если отец решит обвинить меня в помутнении рассудка.

– Следы? – спросил отец, поднимаясь.

– Решил проверить. Вдруг это мне не приснилось? – хмыкнул я.

Отец был настроен серьезно. Вместе со мной принялся осматривать землю, расспросил, что я слышал.

– Ничего особенного. Может, камень сорвался, может, зверь какой рядом ходил. Уже не разберешь.

– Что еще? – отец уставился мне в глаза, но я давно научился противостоять его взгляду, поэтому без запинки ответил:

– Нет. Ничего.

А в голове раздалось: «дикари».

Зверек оказался жилистым, жевался с трудом. На лапах кроме мышц – ничего. Самым вкусными были внутренности, особенно желудок с еще не до конца переваренной горной травой. Отец был излишне напряжен. Смотрел в одну точку, не иначе, собирался с мыслями.

– Куда дальше? – я первым нарушил молчание.

– Пойдем вдоль реки. Узнаем, куда она приведет, – ответил он. Но размышлял явно не об этом.

– Разве ты не изучил все вокруг? – спросил я с издевкой, которую он, без сомнения, заметил, смерив меня «взглядом вождя», как я это называл. Тем не менее, ответ я получил и совсем неожиданный.

– Ждал тебя. Рассчитывал на помощь.

Мясо застряло в горле. Я предпринял несколько попыток проглотить его, но во рту пересохло. Фляга с водой оказалась как нельзя кстати.

На этот раз я оставил его реплику без ответа. Понимал, к чему следует готовиться.

Мы двигались вдоль речушки. Под ногами зеленела трава, сочная, яркая. Даже камни, казалось, поблескивали. Вокруг возвышались скалистые исполинские (еще помню это слово) горы. Вершины некоторых из них покрывали снежные шапки.

Чем дальше мы шли, тем сильнее менялась природа вокруг. Появилось больше зелени. Стали попадаться редкие хвойные деревья. В кои-то веки отец предположил, что речушка – не что иное, как растаявший снег с вершин гор. Течение было довольно сильным.

Когда солнце перешло к падению, мы сделали привал. Умылись речной водой, напились, набрали полные фляжки и прикончили остатки рыбы, которая начала вонять.

Становилось невыносимо жарко. Я предложил идти дальше, чтобы не терять времени, но отец сказал остаться. Мы укрылись под отвесной скалой. Лучше, чем сидеть под открытым солнцем.

– Ты же знаешь, о чем я хочу с тобой поговорить? – начал отец.

Сердце в груди забилось часто и громко. Тело жутко зачесалось от макушки до самых пяток.

Я знал. И с момента последнего разговора ничего не изменилось.

– Тебе пора начинать управлять племенем, – сказал он, кивая в такт словам, будто убеждал себя в собственной правоте.

Мне не хотелось отвечать. Хотя бы потому, что я отвечал уже тысячу раз.

– Эти люди нуждаются в тебе, – продолжил отец.

– Тогда почему от них так мало толку? – сказал я на повышенных тонах.

– Им просто нужен новый проводник.

Вновь одно и то же. Вновь эти россказни про заблудших овец, пускай отец никогда и не читал Библии. И вновь мое нутро закипает, раскаляется, готовится к сопротивлению.

Но я молчал.

– Они пропадут без тебя.

Да и пускай пропадают! Пускай мучаются с голоду! Знания, которые я мог им дать, они отвергли. Желают, чтобы я делал все за них, равно как сейчас это делает отец. Маленькие дети! Они хотят, чтобы их водили за руку, говорили, что можно, а что нельзя. И стоит тебе отвлечься, как все пойдет прахом (если только прах умеет ходить).

– Старшие не последуют за мной. Я для них никто. Сын человека, которого они… – я запнулся. И все же сказал правду. – Которого они боятся, но держатся с ним, потому что не хотят умереть через несколько дней.

– Понимаю тебя. Я вижу. Я сам через это прошел.

– Они не хотят жить, – закричал я. – Они просто боятся умереть.

– Ты должен принять их, – голос отца сквозил невиданной мягкостью.

Душно, невыносимо душно, как будто костюм начал сдавливать меня, выжимать.

– Я не хочу принимать их. Они… Они недостойны быть принятыми.

Да, да, недостойны, не заслуживают!

– Это твое племя, – холодно сказал отец. Он, как и я, находился на грани. И если я позволял чувствам взять верх, то он предпочитал скрывать эмоции.

– У меня нет племени.

Я поднялся. Находиться в испепеляющем костюме больше не было сил.

– У меня есть только Аули, – сказал я, стягивая куртку.

– Что ты делаешь? – спросил отец, но я понял, что ему нет до этого дела.

– У меня есть только Аули, – повторил я. – Слишком жарко. Нужно охладиться.

Я посмотрел ему в глаза и кинулся вниз к речке, на ходу скидывая ботинки и штаны. Я видел застывший вопрос в его глазах. Вопрос, который он никогда не решится озвучить.