Ариша Дашковская - Опасный синдром

Коридор был не только пуст, но и нем. Даже в отдалении не раздавалось никаких звуков – ни голосов, ни хлопков дверей, ни дребезжания колес каталок. Только пугающая тишина. Иногда она разбавлялась торопливыми шагами доктора. Он приходил к Марии три раза в день: первый – в девять часов утра, второй— в полдень, покормить ее странным субстратом, третий – в девять на вечерний обход.

В один из таких обходов доктор подкинул ей новую игрушку – вязаный шарик, набитый горохом, и рассказал, что с ним делать. А через пару дней он принес ей две небольшие плошки. Одну— пустую, другую – с фасолью и чечевицей.

– Помните сказку про Золушку? Никогда не задумывались, что мачеха на самом деле желала своей падчерице только добра. Перебирать крупы очень полезно для мелкой моторики.

Мария смотрела прямо перед собой, плотно сжав губы. Доктор издевался, не иначе. После его ухода она попробовала захватить пальцами фасолинку, но у нее ничего не вышло, и она в сердцах скинула плошки вниз.

– Так вы никогда не заполучите принца, – покачал головой ее мучитель, увидев разбросанную по полу крупу. – Вдобавок останетесь немой. Впрочем, может, это не так уж и плохо. Что-то подсказывает мне, что характер у вас неважный. Но если вас вдруг посетит идея пообщаться со мной, сначала убедитесь, что ваш язык не прирос к нёбу. Подекламируйте стишки на досуге.

Теперь доктор приносил плошки каждое утро и уносил вечером, с удовлетворением отмечая, что на дне второй плошки с каждым днем оказывается всё больше фасолин. К тому же часто он заставал Марию бубнящей один и тот же детский стишок. Обычно она замолкала, стоило ей заметить его появление. Но несколько раз она с каким-то отчаянным упрямством, глядя на него так, будто он виновен в ее несчастьях, продолжала говорить. Она путала слова, глотала слоги, неверно произносила звуки, но он всё равно знал, какую потешку она твердит:

«Идут на горку Джек и Джилл,

Несут в руках ведерки.

Свалился Джек и лоб разбил,

А Джилл слетела с горки.

Заплакал Джек, а тетка Доб,

Склонившись над беднягой,

Спешит ему заклеить лоб

Коричневой бумагой».

Иногда она плакала при этом. И он догадывался – причина не в том, что ей тяжело даются слова.

Мария часто рассказывала эту потешку Адаму. Она помнила ее еще с детства, одну-единственную. Но Адаму она не надоедала. Всякий раз, когда Люси приходила с сыном, он забирался на колени к Марии и требовал, чтобы она рассказала ее. Наверное, ему нравилось, что Мария в такт речи раскачивала его, а в конце непременно громко чмокала в лоб.

Мария скучала по Адаму, Джефу и Люси. Она устала задаваться вопросом, почему друзья не навещают ее и даже не звонят.

Она вдруг стала никому не нужной.

Конечно, Джеф понял, что проект всей его жизни закончился оглушительным фиаско, и нашел себе новую талантливую протеже. А Люси нужны были только ее деньги, которых Мария никогда не жалела на Адама. Выгодно иметь богатую и знаменитую подругу, а калека кому нужна? Все исчезли из жизни Марии, будто их никогда и не было. Прав был ее отец, любивший повторять: не привязывайся ни к кому, люди имеют свойство растворяться в воздухе, как только ты перестанешь им быть полезной.

2.1

Время шло. Дни, сменяющие друг друга, были похожи как близнецы. И Мария в конце концов потеряла им счет. На самом деле прошло полтора месяца, за которые никто так и не вспомнил о ней. Единственный человек, которого она видела – доктор, приходил к ней в одни и те же часы, проводил уже привычные манипуляции и спешно удалялся. Длительные тренировки дали свои плоды – чувствительность рук восстановилась, пальцы вновь стали подвижными и послушными, кожа приобрела привычный оттенок. Речь звучала чище, только ее скорость оставляла желать лучшего. Теперь у Марии появилась уверенность, что доктор поймет сказанное и не будет нервничать, играя в «угадайку». Вопросов у Марии накопилось немало, и на все она жаждала получить ответы.

Как только доктор явился на утренний обход, Мария приступила к расспросам.

– Где я?

Тонкие губы доктора криво изогнулись:

– Судя по вашему воинственному виду, сегодня вы решили меня допрашивать? Помнится, я отвечал вам на этот вопрос. Или ваша амнезия прогрессирует? Вы в больнице, Мария.

– В Нью-Йорке слишком много больниц.

– А в Найеке только одна больница, и именно в ней вы находитесь.

– В Найеке? Вы шутите?

Мария всмотрелась в его лицо, чтобы понять, не лжет ли он ей. Как она могла очутиться в этом маленьком, тихом городке, отделенном от Манхэттена Гудзоном? После автокатастрофы она бы попала в больницу Святого Павла. Но то, что Мария находится не в ней, стало ясно с того момента, как она пришла в себя. Кто мог отвезти ее в больницу, находящуюся в другом городе, да еще и удивительным образом похожую на приют для бродяг.

– Почему я здесь?

Доктор присел на стул и сложил руки на груди.

– Вас привезли. Семья туристов обнаружила вас в полубессознательном состоянии на лесной дороге. Вы успели сказать, как вас зовут и что-то про нападение зверя, а потом потеряли сознание. В себя вы так и не пришли. Ни документов, ни телефона при вас не оказалось.

– Погодите… какого зверя?

– Лесного, Мария.

Мария почувствовала, что ей не хватает воздуха, она оттянула рукой ворот больничной сорочки, словно это могло помочь. Доктор рассказывал не про нее. Он ошибся. Перепутал записи или что-нибудь в этом роде.

– Этого не может быть. Мы с моим концертным директором возвращались домой после выступления. Он плохо себя чувствовал и, вероятно, не справился с управлением. Это Манхэттен. Там нет леса и лесным зверям взяться неоткуда.

– Напоминаю, вас нашли в окрестностях Найека.

– Это какая-то ерунда. Я же не могла сюда телепортироваться. Что говорит полиция? Вы сообщили им, что я пришла в себя?

– Полиция поставлена в известность. К сожалению, вашу личность не удалось установить. Похожих на вас женщин в розыск не объявляли.

– Я хочу с ними побеседовать. Они опрашивают людей и в худшем состоянии.

– Исключено, Мария. Ваше психическое состояние нестабильно. И общение с полицией никак не будет способствовать моей задаче поставить вас на ноги. Но мы можем записать всё, что вы скажете, на диктофон и передать полицейским. Если они решат задать вам уточняющие вопросы после того, как прослушают запись, мы будем готовы на них ответить. Или так, или никак, Мария. Согласны?

Мария нахмурилась, но кивнула:

– Конечно.

Буквально через несколько минут доктор принес диктофон, положил его на тумбочку и начал опрос.

– Имя. Фамилия. Возраст. Род занятий, – спросил он сухо.

– Мария Соул. 29 лет. Пианистка и композитор.