Ариша Дашковская - Опасный синдром

– Точная дата рождения.

Мария на миг испугалась, что память подведет ее, но ответы приходили на ум легко.

– 15 сентября 1995 года.

– Адрес.

– Манхэттен. Парк Авеню, 390, Левер Хаус, пентхаус.

– Расскажите о последнем дне, оставшемся в памяти.

Мария в подробностях рассказала о концерте в Карнеги-холле, специально называя фамилии участвовавших в нем артистов, надеясь, что полиция опросит их, и они подтвердят – Мария физически не могла в этот день находиться в Найеке.

– Кому из ваших родственников или близких я могу сообщить о вас? Родителям? Мужу?

– Родителей нет в живых. Я не замужем. Сообщите моим друзьям Люси Мейсон и Джефри Коннору.

Мария продиктовала номера телефонов Люси и Джефри, которые, к счастью, помнила наизусть.

2.2

После ухода доктора в голове Марии творился полнейший беспорядок. Ее теория об аварии потерпела крах. В случае автокатастрофы она просто не могла бы попасть в эту затрапезную лечебницу в маленьком городишке. Тем более доктор назвал другую причину ее нахождения здесь. Но что она могла забыть в Найеке? Да еще и в лесу. Мария не любила туристические походы, красота здешних лесов ее не привлекала. Ей вполне хватало прогулок в Центральном парке, расположенном неподалеку от дома.

Единственная версия, которая казалась Марии более-менее логичной – похищение. Да, ее могли похитить ради выкупа или какой-то маньяк завез ее в свое логово в лесу. Мария знала, что среди ее фанатов попадались люди с раскачанной психикой, они писали в комментариях на ее странице пылкие признания в любви, пожелания встретиться и даже оскорбления. Подробное содержание подобных посланий для Марии оставалось тайной – Джеф сам отвечал на комментарии и чистил всё, что выходило за пределы адекватного общения. Он ценил душевное спокойствие своей Мышки и показывал ей только вдохновляющие отзывы.

Каких-то странных событий Мария припомнить не могла. Ей никто посторонний не звонил— ее личный номер знали только Джеф и Люси. Ее никто не преследовал. Правда, после каждого концерта в гримерке ее ждала корзина белых роз одного и того же сорта. В цветах ни разу не было карточки отправителя. Но сейчас этот внезапно всплывший в памяти факт насторожил ее.

Если предположить, что кто-то каким-то образом увез ее из Манхэттена, то картинка складывалась, хоть и не безупречно. Возможно, ее удерживали в лесу какое-то время. К тому же похититель однозначно псих. Иначе как объяснить то, что он сделал с ее ногтями. Так или иначе, Марии удалось бежать, но не посчастливилось встретиться со зверем. Волком? Медведем? Мария понятия не имела, кто водится в здешних местах. Однако зверь не загрыз ее насмерть, и ей удалось добраться до дороги и попросить о помощи. Только почему она ничего не может вспомнить об этом?

Еще одна мысль отчаянно билась в раскалывающейся от боли голове Марии – ее похищение было бы довольно громким делом, освещаемым прессой и телевидением. Ее бы искали. Сенсационная новость всколыхнула бы не только Штаты, но и весь мир. СМИ обсасывали бы ее со всех сторон, словно сладкую косточку. Статьи о ее исчезновении пестрели бы на первых полосах всех печатных изданий, сотни диванных экспертов, псевдодрузей и псевдознакомых, желающих засветиться, вещали бы с серьезно-печальными лицами полную чепуху в студиях популярных телепередач. Уж они-то прошлись бы вдоль и поперек по ее личности, смакуя как откровения несуществующие подробности ее жизни. Всё время они жили в условиях дефицита информации о Марии, и им оставалось лишь довольствоваться фантазией и верить в свои и чужие сказки. За время карьеры Мария ни разу не становилась героиней скандальных таблоидов. Пару раз ей приписывали связь с Джефом, но слишком робко, слишком деликатно, с частым употреблением слова «возможно». Мария в ужасе подумала, что на какое-нибудь шоу заявится Дерек Майлз. Интерес к его персоне в последние годы снизился, и ему как воздух был необходим пиар. Можно было только надеяться, что если он не смолчит, то хотя бы придумает трогательную историю об их отношениях.

В таких условиях под прессингом общественности полиции пришлось бы проявить куда большее рвение в расследовании ее исчезновения. Полицейские же уделяли внимания ее персоне не больше, чем спившейся бездомной.

Весть о том, что Мария нашлась и пришла в себя после шести месяцев комы, стала бы не менее горячей сенсацией. Как только полиция сообщит об этом прессе, в больницу хлынут толпы репортеров в надежде проникнуть внутрь и сделать пару снимков.

Эти мысли занимали Марию ровно до того момента, как пришел доктор, чтобы затолкнуть в нее очередной пакет питания. Не успел доктор набрать питание в шприц, как на него посыпался шквал вопросов.

– Когда меня заберут отсюда? Люси и Джеф уже приехали за мной?

– Мария, те номера, что вы дали недоступны.

– Но Джеф никогда не менял свой номер. Ерунда какая-то, – растерянно пробормотала Мария. – Вы хотя бы сообщили в полицию о том, что я пришла в себя?

– Конечно, Мария.

– Репортеры уже здесь?

– Что, простите?– доктор удивленно уставился на нее сквозь линзы очков, и это повергло Марию в смятение.

– Репортеры, которые желают узнать о моем самочувствии.

– То, что вы вышли из комы с теми повреждениями, что у вас имелись, это, конечно, чудо, – рассмеялся он. – Но не настолько, чтобы устраивать шумиху. Возможно, этому случаю посвятят пару-тройку строк на седьмой странице «Вечерних новостей Найека».

– У вас странное чувство юмора, – снисходительно заметила Мария. – Завтра утренние газеты всего мира будут кричать наперебой об этом!

– Почему вы так считаете?– доктор усмехнулся и сложил руки на груди.

– Я же Мария Соул! – градус ее возмущения возрастал с каждой минутой. Чтобы в самом деле ничего не знать о ней, а не придуряться, как сейчас, он должен был быть слепым на оба глаза и глухим на оба уха, и в придачу жить в закрытой консервной банке.

– Я на память не жалуюсь.

– Я пианистка.

– Я помню. Вы утром говорили об этом. Может, в городской газете упомянут и вашу профессию.

– Я обладательница пятнадцати престижных музыкальных премий, участвовала в трех мировых турне! Написанные мной композиции становились хитами. Мое имя известно во многих странах, – Мария распалялась всё больше и сама не заметила, как перешла на крик.

– Угу, – пробормотал доктор, набирая в шприц питание. – Вот только в Найеке о вас никто ничего не слышал.

Щеки Марии пылали, она раскрыла рот, чтобы произнести гневную тираду, но смогла выдохнуть только возмущенное:

– Это уже издевательство, доктор… – она бросила взгляд на бейджик. Буквы не плыли, но прочитать его имя не получалось, сколько бы она ни напрягала зрение.